Авое, Тифлис

Сбоку был сколочен стояк, на котором дрова распиливались прежде, чем попасть в подвал. Я забросил сумку с учебниками домой и выбежал на подмогу. Подоспел и Робик с младшим братом — белокурым красавчиком Рафиком, и сыновья Смбата Ростомовича Гагик, Валера и Эдик. Отец с соседом распиливали дрова, а мы устроили живой конвейер — со двора до подвала под нашим домом и, пытаясь жонглировать, перекидывали друг другу поленья. Иона, моя сестра и ее подруга Дали, оценивали наши "жонглерские" способности. В подвале дрова аккуратно складывались и — зима не страшна. За короткий срок весь двор запасался дровами. Вытаскивались жестяные печки, чистились их трубы, дымоходы. И вот уже из труб повалил густой дым. А в преддверии Нового Года готовилось вкусное гозинаки — грецкий орех с медом. Так у нас начиналась зима. Снег в Тбилиси почти не выпадал, а если и случалось, то держался он дня два . Это было, как праздник и комментировалось в газетах. Мы же старались успеть скатиться на наспех сколоченных санках, под сиянием зимнего солнца, с заснеженных склонов горы Святого Давида – Мтацминды у фуникулера, или у "Комсомольской" аллеи, рискуя каждый раз сломать шею, ободряя себя непереводимым, чисто тбилисским кличем "АВОЕ!" выражающим восторг и удивление, и придуманными нами словами на шлягер того времени — "Чу-чу" из любимого фильма "Серенада Солнечной долины". Но бывали зимы холодные, с ветрами, не сильными, но пронизывающими насквозь.

Худ. Юрий Демин. С Новым Годом!

— С переходом на зимний режим, жизнь во дворе заметно стихала. Начинались долгие зимние вечера. Про унаби на время забывали.

— В дедовском доме одна комната обогревалась жестяной печкой, а две другие — стенной. Между ними небольшая кухня, оттуда люк в подвал. Больше всего я любил комнату деда, где стоял длинный стол на котором он занимался своим портняжным ремеслом. Рядом — швейная машина "Зингер", тахта, большой, красивый буфет, стенные часы и мой письменный столик. Дед специально поставил его рядом со своим рабочим столом, чтоб чаще со мной общаться. Я был очень доволен этим и принялся его обставлять. Дед дал мне красивые настольные письменные принадлежности и бронзовый колокольчик. Я разложил книги, журналы, филателистические кляссеры и много времени проводил за этим столиком. Читал, раскладывал марки, а дед шил и рассказывал о своей жизни, о службе в царской армии. Дедушка очень любил нас с сестрой. Он назвал меня, первого внука, именем своего деда. Зарик и Теда так и не вышли замуж, не одарив его внуками, хоть и были очень привлекательны. Сам рос сиротой, в далекой зангезурской деревушке и воспитала его бабушка. Часто вспоминал ее мудрые напутствия. Хранил, как зеницу ока, одну, единственную ее фотографию — даже сфотографировался с этой фотографией в руках. Она умерла, не дождавшись внука, когда он служил еще в армии. Как я сейчас жалею, что слушал эти рассказы невнимательно! Совсем другие интересы кружились у меня в голове. Но, тем не менее, многое запомнилось — настолько они были ярки и впечатлительны.

Дед