Авоська с Алмазным фондом

– Эту дворнягу? В отличие от других, я не собираюсь держать в доме блохастых псов, от них одна зараза.

– Куда прикажете деть собаку? – растерялся Борис.

– На улицу! – фыркнула Николетта. – Или пусть его в ветеринарной клинике усыпят. Да, так лучше, я гуманна, езжайте к доктору.

– Он молодой, ему еще жить и жить, – пробормотал Борис. – Разве можно вот так… убить щенка?

Николетта дернула плечом. Голос ее зазвенел металлом:

– Вы со мной спорите? Уволены. Прощайте. Володя, мне нужен новый батлер. Срочно!

– Конечно, дорогая, – пропел отчим, уводя маменьку, – завтра прилетит, приедет самый лучший, прямиком из Нью-Йорка.

– Разрешите сказать, – попросил Борис.

– Что за звуки? – поморщилась Николетта.

Батлер откашлялся.

– Госпожа Адилье, ваша обувь и одежда…

Маменька прошипела.

– Вы не поняли? Уволены! Можете рыдать, назад не возьму!

Дверь хлопнула, мы с Борисом остались одни.

– Я не собирался умолять оставить меня на службе, – вздохнул Борис, – просто не хотел, чтобы люди потешались над бывшей хозяйкой. Сработал инстинкт батлера: всегда защищай шефа.

– Почему над Николеттой могут надсмехаться? – удивился я.

– Не стоило госпоже Адилье наряжаться в эти кроссовки и пуловер, – смутился Борис. – Надписи на них… ну… вы же понимаете…

– Нет, не понимаю, поскольку не владею английским, – признался я. – В магазине сказали, что эти фразы означают «самая красивая и молодая». Или «прекрасная и юная». Точно не помню, но смысл таков.

Батлер замялся.

– Иван Павлович, продавец не прав. «Old monkey» в переводе с английского «старая обезьяна», а надпись на свитере «The mothers of all monkey» написана неверно, она должно выглядеть как «Mother of all monkeys». Определенно пуловер состряпали китайцы, которые частенько допускают грамматические ошибки.

– И что означает эта фраза? – заинтересовался я.

– Мать всех обезьян, – огласил Борис. – Неудобно может получиться, сейчас многие владеют английским.

– Николетта и Кока не говорят на басурманских наречиях, – стараясь не расхохотаться, пояснил я.

Пес громко чихнул.

– Что с ним делать? – обескураженно спросил батлер. – Я не могу усыпить собаку. Может, вы, Иван Павлович, отвезете пса в ветеринарку?

– Нет уж, увольте, – испугался я, – роль палача не по мне.

Собака заскулила. Борис открыл перевозку, Цезарь Брутович, словно почуяв беду, лег на живот, пополз в противоположную от клетки сторону, наткнулся на мои ноги, поднял морду…

– Делать нечего, – пробормотал батлер, – хоть это и против желания, да выбора нет. А пес хороший, шут с ним, что не родовитый, зато умный, добрый, ласковый. Взял бы его себе, но не могу, своей квартиры не имею, живу всегда на хозяйской территории. Кто ж батлера с собачкой на работу возьмет? Давай, Людвиг Ван Иоганн Моцарт Цезарь Брут Ницше, поедем в последний путь. Иди сюда, дорогой.

Но псина не послушалась. Она неотрывно смотрела на меня.

– Прощай, Демьян Бедный, – через силу произнес я. – Ты уж извини, дома я почти не бываю, следить за тобой некому…

Из правого глаза пса медленно скатилась большая капля. Борис засопел, у меня перехватило горло. Собака заскулила, всхлипнула… встала на задние лапы, передние уперла в мое колено… теперь из ее левого глаза поползла слеза…

– О господи, – прошептал батлер, – вот какая злая судьба, совсем молодой, веселый и на казнь…

Я схватил барбоса в свои объятия.

– Он останется здесь. Временно. Подыщу ему доброго хозяина, отдам в надежные руки.

– Господь наградит вас! – завопил батлер.

– Не надо мне божьих подарков, – отмахнулся я. – Вот только кто его днем в мое отсутствие кормить станет?

– Если разрешите, поживу у вас, пока не найдете Людвигу Ван Иоганну Моцарту Цезарю Бруту Ницше родной дом, – предложил Борис. – Я тихий, неразговорчивый, вам не помешаю. Сразу понял, что вы не любите шума-гама. Еще я прекрасно справляюсь с домашним хозяйством – стираю, глажу, убираю, готовлю лучше женщин, не подвержен смене настроений, не капризничаю, умею хранить тайны. Сейчас принесу рекомендации. Одну самолично их сиятельство герцог Ванздейский соизволил подписать и своей печатью подпись скрепить. Кстати, я никогда не поставлю коньяк, который вы любите на ночь глотнуть, в холодильник. Благородный холодный напиток – это ужас.

– Коньяк, который хранят в холодильнике, действительно ужас, – согласился я. – Вы мне нравитесь. Но, Борис, моя мать очень богата, а мне приходится жить на гонорар частного сыщика, поэтому иногда в моем кармане густо, а подчас пусто. Не смогу платить достойные деньги батлеру, увы, я не герцог Ванздейский.

– Он был прекрасный человек, – вздохнул Борис. – Женился на американке, улетел в США, а супруга не захотела российского гражданина в услужении. Иван Павлович, хорошее место быстро найти трудно, а жить мне негде. Давайте договоримся так: я устроюсь в гостевой комнате и за то, что мне предоставлен кров, буду вести домашнее хозяйство и присматривать за Людвигом Ван Иоганном Моцартом Цезарем Брутом Ницше. Торжественно обещаю стать невидимым и неслышимым.