Авраам Линкольн Охотник на вампиров

Эйб знал сенатора Стивена Э. Дугласа еще с молодости, когда тот был легислатором в Законодательном собрании штата Иллинойс (а также ухажером Мэри Тодд). Будучи демократом, Дуглас, однако, препятствовал распространению рабства на свободных территориях. Но в 1854-м он неожиданно изменил точку зрения и деятельно боролся за проект «Закона Канзас-Небраска», отменяющего федеральный запрет на распространение рабства. Президент Франклин Пирс утвердил его 30 марта, что вызвало гнев миллионов северян и обостренные стычки между сторонниками и противниками закона.

Я не мог сдержать свой гнев. Он просачивался в мой разум, как капли дождя сквозь худую крышу, пока не охватил целиком. Даже во сне он не давал мне покоя — мне виделось море почерневших лиц, безымянных жертв вампиров. Каждый взывал ко мне. «Правосудия!» — кричали они. — «Правосудия, мистер Линкольн!» Само существование [рабства] — неслыханное оскорбление. Сам этот порочный институт — двойное зло, которое становится только хуже! И что же! Оказывается, оно должно протянуть свои руки дальше, на север и запад! В мой родной Иллинойс! Я не мог этого допустить. Я ушел из политики, но когда появилась возможность вступить в дебаты [с Дугласом] по этому вопросу, я не мог отказаться. Эти призрачные лица не позволяют мне.

16 октября 1854 Линкольн и Дуглас вышли лицом к лицу в Пеории, Иллинойс, перед огромной толпой зрителей. Репортер «Вечернего Вестника Чикаго» описал свое изумление Эйбом следующими словами:

Его лицо [с самого начала] излучает свет гения, а тело движется в полном соответствии с движениями разума. Он говорит очень проникновенно, видимо, потому что слова идут от самой души.

— Я не могу не ненавидеть это! — сказал мистер Линкольн во вступлении. — Я ненавижу это, потому что не представляю более чудовищной несправедливости, чем рабство!

Я видел много блестящих ораторов, срывающих гром аплодисментов, однако оставлявших слушателей при своем мнении. Красноречие мистера Линкольна более высокого уровня, поскольку зарождает в слушателях ростки веры, в первую очередь, из — за глубокой веры его самого.

— Я ненавижу это, потому что пример нашего республиканского строя имеет огромное значение для всего мира! — продолжал он. — Однако, враги институтов свободы только смеются над нами, и имеют на это полное право — как над лицемерами.

Его слушатели верили каждому его слову, чувствовали, что этот человек, как Мартин Лютер, скорее пойдет на костер, но не уступит ни на йоту. Он был похож, даже, на ветхозаветного пророка, о которых все мы в детстве читали в воскресной школе.

Хотя ему и не удалось переубедить Дугласа и его сторонников в Конгрессе, эта речь означала для Эйба возвращение в политику. Неистовая непримиримость к вопросу рабства (а значит, к вопросу вампиризма) подтолкнули его обратно, на арену. Тем вечером в Пеории собственный гений и красноречие дали ему капитал, которым он будет пользоваться всю оставшуюся жизнь. Речь была переписана и распространена по всему Северу. Само имя Авраама Линкольна стало национальным символом нетерпимости к рабству. Годы спустя, один из пассажей той речи окажется пророческим.