Аврора

Позволив Ульрике и горничной разбирать ее сундуки и раскладывать вещи, она открыла одно из окон и облокотилась о подоконник. После бури небо очистилось, остались только легкие белые облачка, скользившие, как перышки, по лазоревому небу. Ласточки уже тянулись к югу. Аврора с наслаждением вдыхала морской воздух, ощущая его солоноватый привкус на губах. Моря — на западе Северное, на востоке Балтийское — окружали Гамбург со всех сторон. Как же это нравилось Авроре!

— Как бы вам не простудиться! — раздалось у нее за спиной ворчание Ульрики. Ощутив на плечах мягкую пуховую шаль, она машинально закуталась в нее и ответила с улыбкой:

— Спасибо! Ты права. Я что-то совсем забыла про холод.

— Вспомнили бы сами, но было бы слишком поздно! В этом году будет ранняя зима.

В этом доме с огромными печами из белого фаянса бояться зимы не приходилось. Другое дело — в тюрьмах: они зачастую губили узников так же неумолимо, как топор палача, пусть медленно, зато жестоко... Девушка содрогнулась, представив себе Филиппа в сырой яме с обледеневшим дном, без луча света, без всякой надежды оттуда выбраться, и из ее груди вырвался стон.

— Не мучайте себя так! — промолвила Ульрика, более проницательная, чем можно было предположить, глядя на ее суровый облик: иногда она изумляла подопечную своими догадками. — Граф Филипп молод, силен, беззаветно любит жизнь. Где бы он ни оказался, он приложит все силы, чтобы вырваться на свободу. Он ведь, как шпага «Кенигсмарк», — крепчайшей закалки![4]

Именно эти слова так необходимы были сейчас Авроре. Она обняла Ульрику.

— Молю Небо, чтобы ты оказалась права! Только бы мы узнали, где он томится!

— Чтобы устроить узнику побег, нужны деньги. Если я правильно поняла, у нас с ними теперь негусто.

— Ничего, наскребем! Пусть даже мне придется продать все, что у меня есть, вплоть до последней пары туфель!

Это было сказано непримиримым тоном, но вызвало у старой кормилицы смех.

— Подумайте, какой у вас был бы вид! Вряд ли герр Филипп одобрил бы ваш вид: босой и в рубище. Слишком он гордится вашей красотой и изяществом!

***

Даже в таком людном месте, как Гамбург, возвращение двух сестер не прошло незамеченным. Напоминали о себе старые знакомые — возможно, их стало меньше, чем до случившейся драмы, но все равно их было немало. Гамбург, гордый своим статусом вольного города, ни перед кем не держал отчета, даже перед самим императором, остерегавшимся перечить отцам города: слишком этот город был богат!

Через два дня после их приезда на пороге дома предстал скромный на вид, но аккуратный молодой человек. Взяв шляпу под мышку, он осведомился, не соизволит ли графиня Кенигсмарк уделить ему немного времени по делу величайшей важности. Слуга, открывший ему дверь, доложил о посетителе Поттеру, и тот сам явился справиться, что за дело, и узнать, почему посетитель не назвал своего имени.

— Потому что я не имею чести быть знакомым со столь благородной фрейлейн. Я — счетовод из банка Ластропа, мне надо многое ей сообщить! — заявил он с уверенностью, призванной скрыть робость.

— Что ж, идемте.

Они нашли Аврору в гостиной с видом на садик во внутреннем дворе: грабовая аллея у фонтана, две каменные скамейки... Она читала книгу, вернее, в задумчивости держала ее раскрытой, вверх обложкой, на коленях. Взволнованного гостя она приветствовала улыбкой. Представляя его, Поттер обронил настолько простое имя, что оно прозвучало шуткой:

— К фрейлейн герр Ганс Мюллер.

Такое вступление не могло ободрить молодого человека. Он принялся кланяться, сопровождая поклоны невнятным бормотанием. Сжалившись, Аврора указала ему на стул, дабы он обрел опору как в прямом, так и в фигуральном смысле, и ласково спросила:— С чем же вы ко мне пожаловали?

Он, осчастливленный подобным обращением, осмелел.

— Фрейлейн графиня, мне нужно сказать вам важную вещь. Дело в том, что я счетовод в банке Ластропа, и... По случайности я наткнулся на документ, который должен вас заинтересовать... — Говоря это, он извлек из шляпы, которую до этого не отрывал от груди, письмо и протянул его девушке, тщательно разгладив: — Вот! Оно написано герром графом Филиппом Кристофом фон Кенигсмарком, братом вашей милости и...