Аврора

— Какие еще печальные события, юноша? Никаких! — одернула ее Хильда, опустившаяся на ступеньку рядом с мужем и укрывшая ему плечи шерстяной шалью. — Наоборот, все отлично! Для курфюрстины Софии и для незаменимой госпожи Платен все сложилось чрезвычайно удачно. Наследный принц полюбовно расстался с женой, к которой первая всегда относилась неприязненно, а вторая страшно ревновала. Так что самое время попировать с родственником, первым заглянувшим к нам на огонек, чтобы он повсюду рассказывал о царящей у нас радости, — заключила она с горечью. — А нам остается только изо всех сил участвовать в этих увеселениях...

— Ты не должна так говорить, Хильда! Хотя не знаю, как нам быть... Мне приказано представить в зале торжеств балет «Услады Александра», который мы показывали с гейдельбергской труппой. А у нас половина исполнителей слегла с простудой! Я не бог, мне не под силу за пять минут превратить слабого и больного человека в весельчака и беззаботного плясуна!

Видимо, Бог все же сжалился над несчастным Штоленом, ибо камергер Роген возник перед ним вновь, на сей раз в сопровождении секретаря курфюрстины. Встревоженная чета вскочила, чтобы приветствовать вельмож, ожидая худшего. Но их ожидания не оправдались.

— Приказ отменяется, — сообщил интендант. — Ее высочество не велит играть «постыдный фарс» и говорит, что гость — ценитель музыки, особенно мужских голосов... Все изменилось: теперь после ужина назначен концерт, а за сим последует бал. Хвала небу, если собственная театральная труппа у нас пока отсутствует — этот недостаток мы исправим, — то придворные музыканты наличествуют в изобилии. После трапезы они будут играть, аккомпанируя достойному певцу. Ваша роль, Штолен, чрезвычайно упростилась: вам осталось всего лишь найти и доставить нам такового. Важно, чтобы на него было приятно смотреть. Герцогу непросто угодить!

Облегчение, появившееся было во взгляде бедняги Петера, погасло, как свеча, накрытая стаканом. Он попытался увернуться:

— Почему всего один певец, а не целый хор? У нас в соборе отменный хор!

— Без всякого сомнения, но речь идет не о церковных песнопениях. К чему они на пиру? Поймите, нужен молодой мужчина, хорошо сложенный, с приятным голосом, знающий итальянскую оперу — герцог ее обожает! Скажем, «Орфей» Монтеверди или «Золотое яблоко» Чести, не говоря о шедеврах Люлли, которыми так наслаждается французский двор!

— Где же мне найти такую редкую птицу? У нас водятся исполнители традиционных песен, но оперных певцов днем с огнем не сыскать!

— Ищите, дружище, ищите! Вам от этого никуда не деться.

И вельможи удалились, полагая, что их миссия исполнена. Теперь в возможном провале обвинят не их. В вестибюле тетра повисла тишина, как в классической трагедии перед самой развязкой. Аврора не посмела объявить, что уезжает: сейчас это было бы равносильно бегству с корабля, который вот-вот пойдет ко дну. Она переглянулась с Клаусом. Тот, весь сияя, внезапно произнес:

— Если у вас найдется партитура «Орфея» или «Яблока», я смогу вас выручить.

— Вы?! — не поверил своим ушам Штолен.

— Почему бы нет?

И ко всеобщему изумлению, он затянул арию из «Орфея». У него оказался мощный бархатный баритон. Аврора была ошеломлена, зато бедный директор герцогского театра сразу оживился.

— Мы спасены! — вскричал он, не дав певцу закончить вторую строфу. — Спасены! Я никогда не сумею сполна вас отблагодарить! Сегодня вечером вы выступаете во дворце!

— Да, но при одном условии: я буду петь в маске, чтобы меня никто не узнал. К тому же из-за шрамов я вряд ли способен кого-либо пленить своей внешностью.

— Отличная мысль: маска — это так загадочно! Только герцог непременно попросит вас ее снять.

— Я буду настаивать, что скрываю под маской уродливую рану.

— Уверена, это только добавит пикантности, особенно заинтересуются дамы, — подсказала Хильда. — Что ж, выход, похоже, найден!

— А вы? — обратился Штолен к Авроре. — Вы тоже поете?

— Нет, только играю. Мои инструменты — арфа и гитара.

Она сказала неправду: у нее был приятный голос, но совершенно женский, никак не соответствовавший ее мужскому облачению. К тому же в этом городе ее и так уже узнавали совсем не те, кому требовалось. Предъявить себя в ярком свете рамп взорам всего двора было бы равносильно самоубийству. Ей хватило неожиданного предложения негодника Асфельда, чтобы умыться холодным потом. Противные капельки поползли у нее по спине, и она испугалась, что сходит с ума: и часа не прошло с тех пор, как он требовал, чтобы они бежали из города! С другой стороны, давал о себе знать авантюрный характер Авроры. Проникнуть в проклятый Лайне-Шлосс, среди стен которого все еще мечется эхо рыданий несчастной Софии Доротеи, — неожиданный, но до чего же манящий соблазн! Ее вдруг охватило желание увидеть все эти ненавистные лица в надежде прочесть на них... но что? Какое выражение, какую гримасу?

Петер увел Клауса примерять сценические костюмы, а Аврора поманила в сторонку Хильду.

— У меня к вам невероятная просьба: мне тоже хочется пробраться во дворец!