Аврора

Лакей принес серебряную супницу, и все трое уселись за стол, удрученные призраком несчастной принцессы, заточенной в упомянутом негостеприимном крае. После молитвы все молча принялись заеду. Баронесса уже послала слугу к герцогине, поэтому сидевшие за столом, поглощая обильные яства, говорили только о гостеприимстве славных Штоленов, оказанном путешественникам благодаря ходатайству баронессы. Но не обошлось и без обсуждения обстановки в Ганновере. За десертом, состоявшим из сливового компота с хрустящим печеньем, в столовую словно вихрь ворвался — это была герцогиня Элеонора. Похоже было, будто она, как девочка, выпрыгнула из мчащейся во весь опор кареты. Теперь она отказалась выслушивать диктуемые ее высоким положением почтительные приветствия.

— Итак? — произнесла она властно, опускаясь в подставленное служанкой кресло. — Что вам стало известно?

Первой ответила Аврора:

— Только то, что убили секретаря моего брата. По всей видимости, драгоценности, которые должны были согласно письму попасть к банкиру Ластропу, не дошли до него и «осели» на груди у «этой Платен». Вероятнее всего, что и деньги тоже у нее. Думаю, она проведала через кого-то из своих многочисленных соглядатаев о намерениях моего брата, ну, а потом...

Элеонора Целльская стрельнула из-под смеженных век негодующим взглядом.

— Откуда такая уверенность? — прозвучало гневно.

— Вчера вечером на пиру в Лайне-Шлосс в честь герцога Гессен-Касселя на груди у этой женщины красовался рубин «Наксос». Представьте, Ваше высочество, этот камень мне прекрасно знаком, ибо в последний раз я видела его у...

От волнения Аврора закашлялась, по ее щеке сползла слезинка. У герцогини это вызвало досаду.

— Ну вот, опять слезы! Ваша очередь рассказывать, Асфельд. Или вы так же чувствительны?

— Как будет угодно Вашему высочеству! Повествование обрело четкость и ясность, но стало больше похоже на военный рапорт, чем на романтические воспоминания о приключении, сопряженном с опасностями. Аврора не удержалась от упрека:

— Поете вы ангельски, мой друг, но рассказ ваш смахивает на показания в суде.

Клаус покраснел, но не успел вымолвить в свою защиту ни слова.

— Разве он поет? — удивилась герцогиня. — Вот это новости! Каков же репертуар?

— Оперный, Ваше высочество. Романсы и... военные песни, — признался бедняга, став совсем пунцовым.

— Как же так вышло, что мы об этом не знаем? — возмутилась Элеонора, не преминувшая сказать о себе во множественном числе, отчего простое кресло, на котором она сидела, показалось присутствующим княжеским троном.

— Я не подумал, что это может представлять интерес для Вашего высочества. Ничего выдающегося, простое светское развлечение... Моя мать решила, что у меня приятный голос, и я стал брать уроки. Я пою главным образом для товарищей по полку, а еще в церкви, в хоре. Я признался в этом Петеру Штолену единственно для того, чтобы помочь ему в создавшемся затруднительном положении, иначе ему было бы несдобровать. С этими ганноверцами нужно иметь за пазухой волшебную палочку, без нее пропадешь!

— Теперь вас прослушаю я, и не позднее завтрашнего дня! После чего вы поступите в мое личное распоряжение. Продолжайте ваш рассказ, графиня! Мы остановились на том, как вы возвратились к Штоленам, чтобы проститься. Только прошу, без избыточных сантиментов!

— Будет исполнено, Ваше высочество. Вот тут герру лейтенанту и пришлось вспомнить о своем певческом таланте...

И Аврора, втянувшись в игру, поведала о вечере, не упустив ни одной подробности. Обе женщины внимали ей, забыв обо всем на свете. Когда она закончила, герцогиня погрузилась в глубокую задумчивость. Опершись о подлокотники и опустив подбородок на сложенные ладони, она, сияя аметистами и бриллиантами на пальцах, надолго устремила взгляд в огонь камина, словно ожидая ответа. Остальные, не смея дышать и тревожить ее раздумья, ждали. Это длилось так долго, что измученная Аврора сама чуть было не задремала. Шарлотта Беркхоф толкнула ее локтем, заставив встряхнуться. Вопрос герцогини окончательно привел ее в чувство.

— И как же вы намерены действовать теперь, графиня Аврора?

— С позволения Вашего высочества, я вернусь в Гамбург.

— Не совсем уверена, что это полностью меня устроит. Чем вы там займетесь?

— Я обсужу все это с сестрой, графиней Левенгаупт, а затем снова обращусь к князю-курфюрсту Саксонии, лучшему другу моего брата, с рассказом о том, чему мы стали свидетелями.

— На что вы рассчитываете? Что он объявит Эрнсту Августу войну, обложит Ганновер и учинит допрос с пристрастием всем замешанным в этом подлом деле? Вы рискуете надолго там застрять, такие дела быстро не делаются. Сдается мне, можно поступить умнее... Любезная Беркхоф, не согласитесь ли вы оказать гостеприимство фрейлейн фон Кенигсмарк на несколько дней?

— Разумеется! — Баронесса ласково улыбнулась девушке. — Не позволите ли поинтересоваться намерениями Вашего высочества?