Аврора

Первым ее побуждением было отвергнуть подношения, но стоило удалиться тем, кто все это принес, явилась Елизавета фон Менкен на лучшей придворной карете. Догадываясь, что гордость фрейлейн фон Кенигсмарк может взбунтоваться против всей этой роскоши, правитель подослал к ней для сопровождения подругу. Это была мудрая предосторожность: перед появлением Елизаветы Ульрика, возмущенная «подарками демона», как она назвала эти несметные сокровища, уже была готова снова их упаковать и убрать с глаз долой. Елизавета бесцеремонно выставила ворчунью и сказала, повернувшись к Авроре:

— Не будете же вы утверждать, что у вас всем распоряжаются служанки? Пусть она ваша кормилица и беззаветно вам предана, это все равно не дает ей права вмешиваться в вашу жизнь. Надо спешить, иначе мы опоздаем!

Она пришла на помощь горничным, и Аврора в считанные минуты превратилась в сказочную принцессу. То, что она увидела в зеркалах, поразило ее саму. Фон Менкен и вовсе лишилась дара речи.

— Неземная красота! — выдавила она, придя в себя и подавая Авроре перчатки и веер. — Теперь вам следует думать только о том, кто вас ждет. Нынче королева — вы!

***

Замок Морицбург в трех милях от Дрездена представлял собой, подобно Версалю, бывший охотничий домик, превращенный со временем в царящий над окрестностями дворец с четырьмя огромными круглыми башнями, коралловые купола которых отдавали дань увлечению Востоком. Перед дворцом серебрился большой пруд, вокруг простирались леса и болота, населенные несчетными птицами.

Тем не менее карета подвезла двух дам не к самому дворцу, а к лесной опушке, где красовалось барочное сооружение в форме триумфальной арки — закутанное в золоченые полотна, увитое еловыми ветвями, украшенное цветами. Девушки в обличье нимф приветствовали прибытие Авроры изящными виршами. Божественный Пан помог ей выйти из кареты и пройти в эти лесные врата, за которыми гостей ждала усыпанная цветами легкая открытая повозка с подушками из розовой парчи. Экипаж, изображая охоту, стал преследовать великолепного оленя с позолоченными рогами, который долго спасался бегством, а потом прыгнул как бы случайно в пруд, чтобы без труда барахтаться там. Посреди пруда находился островок, к которому гостям предстояло плыть в позолоченных гондолах, украшенных султанами. В гондоле их встречал бог Меркурий, исполнивший танец и вручивший «утренней богине» пропуск в этот «волшебный чертог», где ее ждали всяческие чудеса.

Аврора уселась в невиданную лодку и под звуки баркаролы перенеслась к пристани, от которой в глубь острова тянулась устланная дорогими коврами тропа. Она вела к большому турецкому шатру, разделенному внутри на две части. В первой были выставлены великолепные яства, которыми Аврору принялись потчевать, низко ей кланяясь.

Происходившему добавляло загадочности то, что рядом не было ни самого принца, ни приглашенных придворных, одна Елизавета, да и та исчезла внезапно, как по волшебству, лишь только Аврора сошла в гондолу и стала в одиночестве внимать виршам, пению и сладким звукам, извлекаемым из музыкальных инструментов нимфами и фавнами.

После угощения ее пригласили во вторую часть шатра, где находилась затянутая шелком сцена с занавесом, оркестром и одним-единственным зрительским креслом, больше похожим на золотой трон. Она села, шумное окружение устроилось вокруг нее на разбросанных прямо на земле подушках. Началось представление — восточный балет баядерок в мерцающих накидках. Их экзотический танец сменился выступлением турков в ярких тюрбанах. Потом те и другие замерли, выстроившись в две шеренги. Заиграли невидимые трубы, и на сцену выступил усыпанный драгоценными камнями султан. Одна его рука лежала на рукоятке кривого ятагана, другой рукой он помахивал белым шелковым платком. Подойдя к светящейся рампе сцены, он бросил платок зардевшейся от смущения Авроре и снял маску. Наконец-то перед ней предстал сам принц!

Девушка сделала глубокий реверанс, он заставил ее выпрямиться, торопясь встретиться с ней взглядом, потом осыпал ее руки поцелуями.

— Идемте! — позвал он ласково. — Вы вступите во владение вашим царством.

Не спуская с нее глаз, но не произнося больше не слова, он снова повел ее к гондоле. Теперь свита состояла не только из музыкантов, но и из придворных, каждому из которых было предписано исполнять определенную роль, что они и делали с присущим молодости воодушевлением.