Аврора

Лонг-Понд заново наполнили водой, запустили туда рыбу. Работники рыбопитомников были убеждены, что могут удовлетворить все потребности населения в белке, но затем в некоторых питомниках проявились признаки синдрома слабого нереста. Целые поколения молодняка вымирали без видимых причин, а название синдрома, как и во многих других случаях, просто описывало результат.

– Что это такое? – вскричала Фрея однажды ночью, когда была одна на набережной. – Корабль, почему все это происходит?

Мы ответили ей на запястник.

– Существует ряд системных проблем – физических, химических, биологических. Химические связи создали дефицит, из которого следует, что все живое несколько ослабло на клеточном уровне. То, что Деви называла метаболическими разрывами, теперь расходится шире. К тому же на каждый организм на корабле воздействует космическая радиация, создающая мутации, преимущественно в бактериях, а они лабильны, изменчивы. И часто они вместо того, чтобы умирать, начинают жить по-новому. Поскольку на корабле имеется живая среда, достаточно теплая для поддержания жизни, то есть достаточно теплая и чтобы стимулировать распространение мутировавших штаммов. Они взаимодействуют с элементами, освобождающимися посредством биофизических механизмов, таких как коррозия и травление, нанося еще больший урон ДНК во всем многообразии видов. Совокупное воздействие этого может привести к синергическому эффекту, который в Солнечной системе называется «синдромом больного корабля». Или «синдромом больного организма», очевидно ради соответствия сокращению «SOS»[31], которое является сигналом бедствия, использовавшимся в старину в судоходстве. Тогда оно означало «спасите наш корабль»[32], и его было легко отправлять азбукой Морзе.

– Значит… – Она вздохнула, взяла себя в руки (метафорически, хотя и действительно также обхватила руками туловище). – У нас проблемы.

– «Хьюстон, у нас проблемы». Джим Ловелл, «Аполлон-13», 1970 год.

– Что с ними случилось?

– Во время полета на Луну они потеряли датчик сжатого воздуха, а затем и бо́льшую часть электроэнергии. Они облетели вокруг Луны и вернулись домой, использовав временные системы.

– И выжили?

– Да.

– Сколько их было?

– Трое.

– Трое?

– На «Аполлоне» были маленькие капсулы.

– Как паромы?

– Да, только еще меньше.

– В нашей библиотеке можно о них почитать?

– О да. Имеются документальные и художественные материалы.

– Давай их достанем и покажем людям. Нам нужны какие-нибудь примеры. Мне нужно поискать таких побольше.

– Хорошая мысль, хотя мы могли бы заранее посоветовать не касаться литературы об Антарктике, если только она не относится к Эрнесту Шеклтону[33].

* * *

День 208334-й. Теперь было очевидно, что всеобщий голод приводил к значительному истощению пассажиров корабля. Неурожай и гибель рыбы продолжали происходить почти во всех биомах. Пасты из водорослей оказывались трудноусваиваемыми и обладающими дефицитом ряда ключевых питательных веществ. Продолжались самоубийства. Фрея по-прежнему странствовала по кораблю, предостерегая от этой практики, но взрослое население к этому времени уже снизило дневную норму до 1000 калорий на человека в день. Средняя потеря веса среди взрослых достигла 13,7 кг. Следующим шагом было 800 калорий. Почти все животные на корабле были съедены, и осталось только по 5 процентов каждого вида, чтобы можно было восстановить популяции впоследствии. Эти их остатки нередко подвергались браконьерству. Собак и кошек съели. Лабораторных мышей съели – после того, как приносили в жертву каким-либо экспериментальным целям (одна мышь – приблизительно 300 калорий).

Никаких других тем разговоров не осталось. Всеобщее смятение.

* * *

Фрея рассказала им историю «Аполлона-13». Рассказала об экспедиции «Эндьюранса» под командованием Шеклтона, о том, как ее участники спаслись на шлюпке. Рассказала об острове Куба, откуда внезапно ушли нефтяные импортеры, поддерживавшие сельское хозяйство. Она читала вслух «Робинзона Крузо», а также «Швейцарскую семью Робинзонов»[34] и многие другие книги о потерпевших кораблекрушения, оказавшихся на необитаемых островах и прочих выживших в катастрофах или неожиданно попавших в изоляцию. В этом жанре оказалось на удивление много счастливых концовок, особенно если намеренно избегать определенных произведений. Истории о стойкости, истории о надежде. Да, надежда – вот чем она хотела, чтобы они прониклись. Мы – горстка счастливцев. Надежда, да, конечно, надежда есть всегда… Но надежда требует пищи. Какую бы пользу ни приносили обнадеживающие истории, наесться ими не получится.

* * *

Она вышла повидаться с Джучи. Паря в скафандре снаружи его парома – его вагончика, как он его однажды назвал, – она рассказала ему последние новости, назвала последние цифры.

– Думаю, зря мы решили лететь домой, – сообщил он, когда она закончила. – Думаю, это была ошибка. – Она плакала.

Джучи дождался, пока она успокоилась, а потом сказал:

– В радиоволнах с Земли нашлось кое-что интересное.

– Что? – спросила Фрея, шмыгнув носом.