Аврора

– Пока не уверены. Скорее всего, нет. Сейчас тут было чертовски тяжело.

– Давай проверим, – говорит Фрея. – Поможем раненым. Уже с кем-нибудь связались?

– Да, они уже в пути. Корабль, может, несколько. Скоро прибудут.

– Хорошо. Давайте к ним подготовимся. Нельзя уйти на дно после всего этого. Думаю, такое часто случается после таких посадок.

– Да, дело говоришь. Здесь вроде легче одного g, как думаешь? – Арам продолжает ухмыляться в совершенно не свойственной ему манере. Она бы сказала, что он предсказуем.

– Понятия не имею, – отвечает она раздраженно. – Я вообще ног не чувствую. Даже стоять не могу. Мы на каких-то больших волнах или что?

– Да кто знает? – Он разводит руками. – Надо будет спросить!

* * *

Люди в чем-то похожем на скафандры входят к ним и помогают встать на ноги, выводят из парома в трубу с движущимся полом, который поднимает их в некое просторное помещение, очень устойчивое по сравнению с качающимся паромом, но Фрея продолжает то и дело падать. Она почему-то боится этих людей в скафандрах – несомненно, это защитные костюмы, – которые значительно ниже ее ростом. Она ни на миг не выпускает руки Бадима из своей. Следом за ней в помещение прибывают остальные, все ее товарищи; она пытается их пересчитать, но сбивается; пытается вспомнить лица, которых не находит; спрашивает у людей в скафандрах:

– Никто не пострадал? Все выжили?

Но затем из трубы выходят люди в скафандрах, толкающие каталки. Фрея вскрикивает и бежит туда, падает, ползет, ее оттаскивают за руки и ноги, помогают сесть. Там Чулен, там Тоба, без сознания в лучшем случае, а может, и мертвые, она снова кричит:

– Чулен! Тоба! – Оба не подают виду, что слышат ее.

Бадим снова оказывается рядом с ней, говорит:

– Фрея, пожалуйста, успокойся, пусть они отвезут их в свой медпункт.

– Да, да. – Она встает, придерживается рукой за его плечо, покачивается. – Ты сам в порядке? – спрашивает она его, пристально глядя.

– Да, милая. Все нормально. Мы, похоже, вообще почти все в порядке. Скоро узнаем цифры. А пока пусть они делают свою работу. Идем со мной. Смотри, тут есть окно.

Погибнуть в последнюю минуту, в последнем заходе. Так плохо, так… Она не может подобрать слово. Жестокая судьба. Дурацкая ирония. Да, точно: так по-дурацки. Реальность – дурацкая штука.

Они медленно переставляют ноги. Фрея идет спотыкаясь. Как будто на ходулях. Очень неприятное чувство.

– Вон там окно. Давай посмотрим, что из него видно.

Они пробиваются к окну. Их товарищи уже столпились вокруг него, выглядывают, щурятся, прикладывают ладони козырьком ко лбу. Снаружи очень ярко. Все в синеве. Внизу – темно-синяя гладь, вверху – голубой купол. Море. Мировой океан. Они часто видели его на экранах, да и это окно тоже могло быть большим экраном, но что-то четко подсказывало, что это не так. Почему это выглядит таким очевидным, не ясно, но пока Фрея об этом не задумывается – она смотрит вместе со всеми. Солнечный свет сверкает на поверхности воды со всех сторон так, что становится тяжело на это смотреть: слезы скатываются по щекам, но не от эмоций, а просто от яркого света, заставляющего моргать снова и снова. Гул голосов, каждый из которых ей знаком, крики, восторги, комментарии, смех. Она не может смотреть в окно – страх перед огромным масштабом видимого мира впивается в нутро и выкручивает ее, пока Фрея не сгибается и не отводит взгляд. Тошнота, укачивание. Земная дурнота.

– Здесь светлее, – замечает Бадим, уже не в первый раз. Она слышит его голос, он повторяет сам за собой, она помнит, что он это уже говорил, когда она не слушала. – Светлее, чем при том, что мы называли солнечным светом. И мне кажется, что здесь 1 g – не то же, что наше 1 g, как по-твоему? Здесь легче!

– Не знаю, – отвечает она. Она не чувствует даже, чтобы корабль качался на волнах. – Это корабль?

– Наверное.

– А почему мы не чувствуем волн?

– Не знаю. Может быть, он такой большой, что волны его не раскачивают.

– Ого. Такие бывают?

Один из спасателей начинает говорить. Они не знают, кто именно: голос усилен микрофоном, а все фигуры в скафандрах с любопытством смотрят на них.