Аврора Флойд

В этот день на Восточном Утесе был обед, на который были приглашены Джон Меллиш и Тольбот; и капитан свирепо решился привести дело к развязке, прежде чем пройдет этот вечер.

Тольбот Рали Бёльстрод очень рассердился бы на вас, если бы вы пристально наблюдали за ним в этот вечер, когда он втыкал солитер, оправленный в золото, в свой узкий галстук перед зеркалом в гостинице Старого Корабля. Ему было стыдно самого себя за то, что он без причины рассердился на своего камердинера, которого он выгнал, прежде чем начал одеваться; и у него не хватало мужества опять позвать этого человека, когда его собственные горячие руки отказывались исполнять свой долг. Он пролил полсклянки духов на свои лакированные сапоги и выпачкал лицо какой-то душистой восковой мазью, купленной у Эжена Риммеля, обещавшего, что эта мазь будет lisser sans graisser его усы. Он разбил хрустальную коробочку в своем несессере и, из рассеянности, положил кусочки разбитого стекла в карман своего жилета. Он чуть было не удавился туго накрахмаленным воротничком, в который нарядиться предписывал ему долг, как джентльмену; и наконец вышел из своей комнаты с злобным сознанием, что каждый слуга в гостинице знал его тайну, знал каждое волнение в груди его, и что даже нью-фаундленская собака, лежавшая у дверей, знала все, подняла свою огромную голову взглянуть на капитана, а потом опустила ее опять с презрительным, ленивым зеванием.

Капитан Бёльстрод подал извозчику, который вез его на Восточный Утес, куски разбитого стекла, а потом заменил этот странный способ платежа серебряной монетой в пятнадцать шиллингов. Он думал, что в какой-нибудь части земного шара должно непременно происходить несколько землетрясений, или затмение, потому что эта планета находилась в каком-то состоянии смятения и расстройства для Тольбота Бёльстрода. Весь свет сосредоточился для него в Брайтоне, а Брайтон весь был облит лунным сиянием и ослепительно сиял газовым освещением. А на Авроре Флойд было белое шелковое платье и толстый, матовый золотой обруч на волосах; она более прежнего походила в этот вечер на Клеопатру и позволила Джону Меллишу вести ее к обеду.

Как Тольбот ненавидел широкое белое лицо йоркширца, и его голубые глаза и белые зубы, когда смотрел на обоих молодых людей сквозь фалангу хрусталя, серебра, цветов и восковых свеч!

«Пропал золотой случай!» — думал недовольный капитан, забыв, что едва ли мог бы он сделать предложение мисс Флойд за обедом, среди бренчанья рюмок и хлопанья пробок, и предложить роковой вопрос в то время, как огромный напудренный лакей подавал бы ему блюдо с соусом. Желаемая минута настала через несколько часов и Тольбот не имел уже предлога откладывать.

Ноябрьский вечер был тепел и три окна в гостиной были открыты от пола до потолка. Приятно было отвести глаза от жаркого газа и глядеть на широкий изгиб облитого лунным сиянием океана, на белые паруса, мелькавшие там и сям.

Капитан Бёльстрод сидел у открытого окна и смотрел на спокойную сцену, весьма мало ценя ее красоты. Он желал, чтобы все люди исчезли и оставили его наедине с Авророй. Было около одиннадцати часов и давно пора расходиться. Джон Меллиш, разумеется, непременно захочет проводить Тольбота; вот что должен был терпеть человек по милости школьного знакомства. Может быть, дня через два весь Рёгби обратился против него и будет оспаривать у него улыбку Авроры. Но Джон Меллиш вел весьма оживленный разговор с Арчибальдом Флойдом, с удивительным искусством успев втереться в милость к старику. Гости ушли, один по одному, а Аврора, с небрежным зеваньем, которого она не принимала труда скрывать, вышла на широкий железный балкон. Люси сидела у стола, на другом конце комнаты, и рассматривала книгу Красавиц.

О, моя бедная Люси! Хорошо ли ты рассмотрела высокий лоб и римский нос мисс Браунсмит? Не тускло ли казалось тебе прекрасное лицо этой девицы сквозь туман слез, которых ты не проливала только потому, что была слишком хорошо воспитана? Случай наконец настал. Тольбот Бёльстрод вышел за Авророй на балкон; Джон Меллиш продолжал свой рассказ об охотничьих собаках; а Люси, удерживая свое дыхание на другом конце комнаты, знала так же хорошо, как и сам капитан, то, что случится.