Аврора Флойд

— Дряхл. А мистрисс Меллиш получит четверть миллиона после его смерти, я думаю. Прощайте, сударыня. Как странен этот свет!

Мистер Коньерс взял свою палку и пошел под деревьями. Этот джентльмен имел привычку приписывать счастье Других людей какой-нибудь странности в механизме жизни, по которому он, единственный стоющий человек на этом свете, был лишен своих законных прав.

Он вышел через лес на луг, где паслись лошади под его надзором, и часть просидел у кривой изгороди, куря трубку и глядя на лошадей; потом он воротился в свое сельское жилище, где нашел Стива, ожидавшего его; чайник кипел на ярком огне и на круглом столике был расставлен чайный прибор. Мистер Коньерс несколько презрительно поглядел на эти смиренные приготовления.

— Я приготовил для вас чай, — сказал Стив, — я думал, что вы захотите выпить чашечку.

Коньерс пожал плечами.

— Не могу сказать, чтобы я особенно любил чай, — сказал он, смеясь. — Завтра я пошлю вас в Донкэстер за водкой, мой милый, или сегодня, может быть, прибавил он задумчиво, облокотившись о стол и опустив подбородок на руку.

Он сидел несколько времени в этой задумчивой позе; Стив Гэргрэвиз смотрел на него пристально все время с тем изумлением и почти восторгом, с каким безобразное существо смотрит на красивое.

Мистер Коньерс вынул наконец неуклюжие серебряные часы и сидел несколько времени, неопределенно смотря на циферблат.

— Скоро шесть, — пробормотал он. — В котором часу обедают в замке, Стив?

— В семь, — отвечал Гэргрэвиз.

— В семь. Тогда ты успеешь отнести туда письмо и застанешь их, когда они пойдут к обеду.

— Письмо, — повторил он, — к мистеру Меллишу?

— Нет, к мистрисс Меллиш.

— Я не смею, — воскликнул Стивен Гэргрэвиз, — я не смею подойти к дому, не смею говорить с ней. Я не забыл тот день, когда она прибила меня. Я не видел ее с тех пор и не хочу ее видеть. Вы думаете, что я трус? — сказал он, поглядев на Коньерса, на красивом лице которого появилась презрительная улыбка. — Вы думаете, что я трус? — повторил он.

— Нет, я не думаю, чтобы ты был чересчур храбр, — отвечал Коньерс, — бояться женщины, хоть бы она была настоящий демон…

— Сказать вам, чего я боюсь? — продолжал Стивен Гэргрэвиз и слова его шипели сквозь сжатые зубы, — я боюсь не мистрисс Меллиш, а себя самого, вот этого, — он сжал что-то рукою в карманах своих панталон, — вот этого. Я боюсь подойти к ней, чтобы не накинуться на нее и не перерезать ей горло. Я видал иногда во сне, как из ее прелестного белого горла струится кровь; но у ней в руке все ее сломанный хлыст и она все насмехается надо мной. Я несколько раз видел ее во сне, но никогда не видал ее мертвой и без хлыста.

Презрительная улыбка исчезла с губ Коньерса, когда Стив Гэргрэвиз признался ему в своих чувствах, и уступила место мрачно задумчивому выражению, распространившемуся по всему его лицу.

— Я сам не имею особенной любви к мистрисс Меллиш, — сказал он, — но пусть ее доживет хоть до лет Мафусаила — мне все равно, только бы…

Он пробормотал что-то сквозь зубы и ушел по лестнице в свою спальню, напевая какой-то мотив.

Он опять сошел вниз с грязным кожаным письменным ящиком в руке, который небрежно поставил на стол. Он был набит смятыми грязными письмами и бумагами, между которыми Коньерс с значительным трудом выбрал порядочно чистый лист бумаги.

— Ты отнесешь письмо к мистрисс Меллиш, друг мой, — сказал он Стивену, между тем, как сам наклонился к столу и писал — и прошу отдать прямо ей в руки. В такую жаркую погоду окна наверно будут открыты; можешь подождать, пока увидишь ее в гостиной и тогда сделай ей знак и отдай ей вот это.

Он сложил в это время лист бумаги и старательно запечатал его в конверт.

— Адреса не нужно, — сказал он, подавая письмо Стиву Гэргрэвизу, — ты знаешь, кому это письмо и не отдашь никому другому. Ступай же! Она ничего не скажет тебе, когда увидит от кого это письмо.

Стив мрачно взглянул на своего нового хозяина, но мистер Джэмс Коньерс хвастался качеством, которое он называл решимостью, но которое его клеветники называли упрямством, и решил, что никто, кроме Стива Гэргрэвиза, не отнесет этого письма.

— Полноте, — сказал он, — не дурачьтесь, мистер Стивен! Помните, что если я вздумаю послать вас куда бы то ни было, никто в этом доме не осмелится оспаривать моего права на это. Ступайте!

Он указал чубуком своей трубки на готическую кровлю старого дома, видневшуюся из-за листьев.

— Ступайте, мистер Стивен, и принесите мне ответ на это письмо, — прибавил он, закуривая трубку и садясь на свое любимое место, на подоконник — эта поза, как и все в нем, была полубеспечным, полусамонадеяным протестом его превосходства против его положения. — Вам нечего ждать писанного ответа; да или нет будет совершенно достаточно; вы можете так сказать мистрисс Меллиш.

Стив пробормотал что-то сквозь зубы, но взял письмо и, надвинув свою косматую шапку на глаза, медленно пошел по тому направлению, на которое презрительно указал Коньерс за несколько минут перед тем.