Аврора Горелика (сборник)

Ты же знаешь, роднульча, как меня беспокоит твое увлечение этими сеансами. Ты можешь зайти так далеко, что уже не вернешься. А я этого не переживу.

НАТАЛЬЯ АРДАЛЬОНОВНА

А зачем это переживать? Ты последуешь за мной.

МСТИСЛАВ ИГОРЕВИЧ

Ты знаешь, я раньше этого не боялся. В молодые годы, ты помнишь, я совсем ничего не боялся. Впрочем, как и ты. Мы с тобой оба «кесарята» как-никак, а у таких нередко отсутствует чувство страха. Я был до того бесстрашен, что даже иногда беспокоился по этому поводу: не патология ли какая-нибудь. И только вот сейчас, в старости, в дряхлости, стал отчаянно бояться. Прежде всего за тебя, но и за себя не меньше.

НАТАЛЬЯ АРДАЛЬОНОВНА

Спасибо тебе, роднульча, за откровенность. Я всегда радуюсь, когда ты сбрасываешь с себя маску всемирного героя, когда я вижу в тебе обыкновенного человеченыша, каждый пук-пук которого вызывает во мне пронизывающую жалость. Садись, я спою тебе песню. (В руках у нее появляется гитара.)

МСТИСЛАВ ИГОРЕВИЧ

(поражен). Ты берешься за гитару? Как прежде?

НАТАЛЬЯ АРДАЛЬОНОВНА

(поет).

Ах, Артур Шопенгауэр!
Ах, Артур Шопенгауэр!
Ты нам задал урок,
Ты нам задал урок.
Прямо в рот нам вложил,
Словно глупеньким фраерам,
Состраданья урюк,
Состраданья урюк.

Волю к жизни забудь,

Говорил Шопенгауэр.
В пеликаньем зобу
Рыбе хочется жить.
Черепахи ползут

По яичкам гагарьиным,

По следам ягуарьиным.
Никуда не зовут,
Никуда не зовут.

Состраданье одно

Наделяет нас качеством
Неких высших существ,
Человеческих душ.
С состраданьем на дно
Упадем и проплачемся,
Продеремся сквозь шерсть
Генетических шуб.

Ах, Артур Шопенгауэр,

Ах, Артур Шопенгауэр!

МСТИСЛАВ ИГОРЕВИЧ

(плачет). Спасибо тебе, душа моя. Ты действительно Женщина Двух Столетий, вся та же моя любимая Какаша.

НАТАЛЬЯ АРДАЛЬОНОВНА

(счастлива). Тебе понравилось? Не хуже, чем тогда, на Елагином? Помнишь «Ветер принес издалека прежней весны уголек»?

МСТИСЛАВ ИГОРЕВИЧ

Роднульча, как я могу не помнить? Я все твои песни помню, но ты уже двадцать лет не пела. Я даже думал, что ты больше уже мне никогда не споешь.

НАТАЛЬЯ АРДАЛЬОНОВНА

И вот видишь, спела! Потому что я тебя люблю. Это песня для тебя, сколько бы тебе, черту, ни исполнилось лет и как бы дряхла и отвратительна я сама ни стала. Помнишь, перед началом похода на Мурманск, когда нас затерли льды, мы стояли на мостике «Авроры» в мертвом подлунном мире и говорили с ней о Шопенгауэре и об эстетике пессимизма?

МСТИСЛАВ ИГОРЕВИЧ

Ах, «Аврора», при всей ее огневой мощи она была истинной женщиной! И как она понимала нас с тобой, хотя в ней не было ни белков, ни углеводов.

НАТАЛЬЯ АРДАЛЬОНОВНА

Послушайте, Славка, и ты, Дом, а что, если я спою эту песню Вторым? Вообще попою им что-нибудь, в том числе и из старого репертуара?

Мстислав Игоревич молчит, лицо его темнеет.

ДОМ

Лучше не надо.

МСТИСЛАВ ИГОРЕВИЧ

Нам давно нужно посоветоваться насчет Вторых. Вам не кажутся странными наши с ними отношения, вернее, отсутствие отношений?

ДОМ

А вам вообще-то не кажется странным само наличие ваших Вторых?

НАТАЛЬЯ АРДАЛЬОНОВНА

Что же в этом странного? Это постепенно входит в моду. Конечно, не все сейчас могут это позволить, но почему не позволить этого, если можешь?

ДОМ

Нет, если не кажется странным, значит, не странно. Все в порядке.

МСТИСЛАВ ИГОРЕВИЧ

Мы потратили на них прорву денег.

ДОМ

Деньги – это святое!

МСТИСЛАВ ИГОРЕВИЧ

Мы потратили на них столько этого святого, что я даже затрудняюсь назвать окончательную сумму.

ДОМ

Я могу назвать.

МСТИСЛАВ ИГОРЕВИЧ

Нет-нет, лучше не надо.

ДОМ

Я так и знал, что «не надо». Однако, если понадобится, я немедленно могу дать справку как по этому вопросу, так и по всем другим, по которым «не надо».

НАТАЛЬЯ АРДАЛЬОНОВНА

А что, сарказм тоже запрограммирован в этих домах?

ДОМ

Молчу.

НАТАЛЬЯ АРДАЛЬОНОВНА