Аврора Горелика (сборник)

Для меня он всегда Ленинград. (Поет.) «Гоурод нат шамно Наевоу, гоурод нэш хи славик боуи-вой»… Я там спросила про вас, а там говорят, что вы совсем не тот, за кого себя выдаете. Вроде как у Пушкина, ревизор-инспектор. Маша Волчицына, например, сказала, что вы сбежали с-под стражи, c’est vrai?[13]

ГОРЕЛИК

Княгиня, вы мне как раз напоминаете эту Машку Волчицыну с Аптекарского острова. Такая же тяжелая рыжая кошка.

ЛИДИ

Пжалста?

ГОРЕЛИК

Мне нравится брать таких кошек под пузо.

ЛИДИ

(почти истерически). Пжалста?

ГОРЕЛИК

Фэймос, рифму на «пжалста»!

ФЭЙМОС

Пожалуйста – жимолость.

ГОРЕЛИК

Вот это уже рифма гиганта.

ЛИДИ

(мужу, в крайнем возбуждении). Ты слышал – ему нравятся тяжелые рыжие кошки! Он любит брать их под пузо!

НАРД

(глуховато). Пжалста?

Наступает очередь Алекса Мамма.

ФЭЙМОС

А это просто один из наших служащих, Алекс Мамм, но из старинного рода фон Молчалиных.

ГОРЕЛИК

Позвольте заметить, что до пятнадцатого века они были Мамчачалины, но потом во время набега хан Мамча угнал один слог, что и дало возможность образовать нынешнюю шикарную фамилию, не имеющую никакого отношения к молчанию.

МАММ

Я не «один из», босс! Я жених вашей дочери!

СОФИ

И то и другое, дурачок, – ты один из женихов.

ГОРЕЛИК

Да, мы уже спотыкались друг о друга в самом начале.

МАММ

В самом начале чего?

ГОРЕЛИК

Да пьесы же, конечно.

МАММ

Какой еще пьесы?

ГОРЕЛИК

Ты хочешь сказать, что принимаешь все это всерьез?

МАММ.

Жизнь для меня – не лицедейство
И не шумиха, не успех.
Пусть вслед мне скажут без лакейства:
Во имя принципов усоп!

СОФИ

(мгновенно бледнеет). Ох! (Краски возвращаются.)

Как два воплощения мужской элегантности приближаются Воронцофф и Олада.

ФЭЙМОС

Перед вами еще два представителя наших знатных родов – граф Воронцов и князь Олада. Не исключаю, что вы с ними, доктор Горелик, успели уже познакомиться. Не исключаю даже, что нашли много общего в жизненных интересах.

ВОРОНЦОФФ

(молча кивает).

ОЛАДА

Имею честь.

ГОРЕЛИК

Браво! Колян лучше выступил, чем Жека. Я всегда предпочитал князей графам. Князья ведь идут от самих варягов, а графьёв стало раздавать правительство по мере роста бюрократии. Далеко не отходите, ребята, есть тема для сильного триалога.

ФЭЙМОС

Ну, довольно этих представлений. Так мы до утра не перейдем к следующей картине. (Выходит в центр, поднимает бокал шампанского, обращается к собравшимся.) Дамы и господа, уважаемые «овичи» и «овны»! Сегодня мы приветствуем в нашем «Геральдическом клубе Берёзанской долины» нашего почетного гостя – доктора исторических наук Горелика, также известного в некоторых кругах Америки под именем Бенни Менделл. Несмотря на молодость, а может быть, даже и благодаря ей, доктор Горелик успел воплотить в себе иные примеры из нашей классической литературы, без которых невозможно воспитание нашего юношества, что может подтвердить и дочь моя Софи. (Выпивает бокал и тут же берет второй.) В принципе, мы можем приветствовать его дважды и трижды, если не десятижды, как историка знатных родов России и как представителя молодого поколения, близкого к Государственной Думе.

Мы, русские американцы дворянского происхождения, хотя и не можем по закону этой страны употреблять наши титулы, носим в себе двойной заряд патриотизма, умноженного в квадрате. Мы, рыцари России, были везде, где красная зараза начинала набирать силу. (Ищет в толпе Нардина-Нащокина.) Ты помнишь, Нардишка, дороги Вьетнамщины, сколько русских там полегло «охотников на оленей»! И сколько традиций взорлило! (Поет со слезой.)

Сыны традиций этих старых,
Не пожалели мы костей,
Меняя ментики гусаров
На парашютных войск костюм.

В те дни воздушная пехота
Под гордым стягом Stars & Stripes[14]
Не пожалела б и енота,
Когда б он в дырку пулемета
Вдувал кощунственную страсть.

Вьетнам! Как много в этом звуке
Ловил боец и гражданин,
Стреляя из родной базуки,
Не стал от страха он заикой,
А умер средь родных ржанин!

То есть в Новом Гемпшире, Нардинка, на родине, как ты это сделал. Как тебя мне не хватает, родной Нардинка!

НАРД