Аврора

— Чего?! — вскочил разгневанный директор. Некоторое время он не мог найти подходящих слов, потом рванулся к двери, настежь раскрыл: — Пошел вон!

— Для меня все двери раскрыты, — нагло и развязно Бидаев приблизился к Цанаеву и, прямо в лицо обдавая неприятным запахом, прошипел. — А ты знаешь, что твоя Аврора проходит по нашей разработке — за экстремизм?.. Хе-хе, теперь и ты с ней будешь на пару.

— Пошел вон, — также в лицо выдал Цанаев, — и пока я здесь директор, чтобы духу твоего не было.

— А то что будет? — Бидаев небрежно ткнул Цанаева локтем.

— Что будет! Что будет! — директор чуть ли не дрожал от ярости. — Посмотришь, что будет! — прошипел он.

— А что откладывать? — усмехнулся Бидаев.

— А-а, — почти рассвирепел Цанаев. Был конец февраля, здание института почти не отапливается — газ еле горит, все в верхней одежде. Цанаев прямо в кабинете скинул пальто: — Пошли, пошли, — схватил он за локоть Бидаева, ощущая его природную мощь, от этого еще более раздражаясь. — А ну пошли, я тебе покажу.

Выросший в Москве, никогда, даже в детстве, не дравшийся интеллигентный Цанаев рвался в бой, по-нимая, что других аргументов в этом городе у него нет.

В сгущающихся сумерках они обошли здание института, где горами припорошенный снегом послевоенный хлам, строительный мусор и подбитый грузовик.

Не зная, что делать и как делать, Цанаев скинул пиджак, потом галстук, даже боксерскую позу занял.

— Я вижу, ты серьезно болен, — усмехнулся Бидаев. — Надо мозги вправить, — тут он тоже медленно скинул камуфляжный ватник. Под ним оказывается огромный пистолет в кобуре, нож и еще масса непонятного для Цанаева оружия.

— Ну, давай, — дал команду Бидаев.

Цанаев бросился, от удара полетел, упал всем телом на разбитые кирпичи, почувствовал сильную боль.

Раздались крики, из-за угла появились сотрудники института. Цанаев только помнил, как Аврора повела его в кабинет, чистила его одежду, мыла испачканные руки. А потом она сама наливала ему чай, заботилась о нем.

Это внимание Авроры было так приятно, что Цанаев, наверное, еще не раз пошел бы драться. Однако сама Аврора была крайне встревожена:

— С ним, точнее с ними, нельзя вступать в контакт. По жизни не отстанут и не откупиться. Они как попрошайки: раз повод дашь, не отстанут… А вы ведь директор, советник. Референдум на носу. А вдруг кто узнает?

Узнали, даже в подробностях.

Через день в администрации Главы на совещание по референдуму Цанаев получил публичную взбучку.

А потом Глава попросил его задержаться и говорил почти то же самое, что и Аврора, правда, добавил:

— Со спецслужбами связываться опасно. Но ты ничего не бойся… А, впрочем, честь женщины защищать надо!

— Откуда вы все знаете? — подивился Цанаев.

— Я все обязан знать, должность такая. А Бидаев обязан был рапорт написать… На носу референдум! А ты драку устроил… Так что давай, со своим напарником Бидаевым хочешь-не хочешь, а сдружись, нам порядок нужен.

— Он мой напарник? — удивился Цанаев.

— Называй его как хочешь — напарник, подельник, друг… но не враг. Нам провокации не нужны. Все в их руках, понял?

Цанаев понял, что помимо своей воли он потихоньку втягивается в политику, то есть ему со всеми необходимо быть политкорректным, но и это не главное, главное, как он стал понимать, живя в полувоенном Грозном, он, сам того не ведая, стал принимать тоже полувоенные, то есть, почти полу-варварские, методы выяснения отношений — с помощью кулаков. А что, если бы и у него, как у Бидаева, было бы оружие?

Не успел он об этом подумать, как его вновь вызвали в администрацию — перед ним крепкий, самодовольный молодой человек:

— Для вашей безопасности, ну, и чтобы были уверенней, время, понимаете, какое, мы хотим вам выделить табельное оружие.

— Не надо, — категорично отказался Цанаев. — Я и пользоваться им не умею.

— Тогда, может быть, личную охрану? Перед референдумом всякие могут быть провокации.

— Я ученый, — стоит на своем Цанаев. — Больше на провокации не поддамся, — оправдывается он, сам подумал: «До референдума улечу в Москву, к семье».

А ему, словно его мысли читают:

— До окончания референдума никаких командировок, никаких отъездов и разъездов. Все должны быть не местах.

— Я ученый… — хотел было отстоять свою свободу Цанаев, а ему жестко в ответ:

— Вы советник Главы и член избирательной комиссии. Время военное… Вам оружие и охрана нужны?

— Нет.

— Смотрите. Вы должны быть бдительны и осторожны.

— У вас есть какая-то информация? — насторожился Цанаев.

— Война — чей-то интерес. Референдум — окончание войны — наш интерес. За наш интерес мы должны бороться.

— Что я должен делать?

— Быть начеку.

Этот разговор и без того насторожил Цанаева, а тут еще жена из Москвы звонит:

— Все говорят, что перед референдумом в Грозный вновь войдут боевики, бойня будет… Приезжай. Никому твоя наука не нужна. Тем более, в Чечне.

— Я не могу вылететь.

— Как это не можешь? Всегда прилетал… Ах, я поняла. Тебя эта сучка Аврора охмурила. Ты, говорят, из-за нее дрался.

— Кто говорит?

— Все говорят. Про тебя уже анекдоты ходят. Приезжай немедленно, либо я вылетаю.