Австралия — Terra Incognita: Когда звери еще были людьми

«Первое впечатление от города, в который мы приехали двадцать пять лет назад, — рассказывает иммигрантка из Турции, — было странным. Всё чисто, красиво, но улицы пустынны… К этому мы в Турции не привыкли… Я работала день и ночь — шила, а муж устроился на фабрику. А чтобы еще подзаработать, он нанялся также и уборщиком в отель. Ему приходилось вставать в 3 часа утра, идти в отель, затем начиналась работа на фабрике… Вскоре он впал в тяжелейшую депрессию…

Что касается детей, то старшая дочь ненавидела новую страну, она была подавлена так, что два года болела, и врачи не могли понять, в чем дело. Единственной их рекомендацией было вернуться обратно в Турцию.

Сейчас у нас все хорошо. Мы в достатке, имеем собственный дом, свой бизнес, дети давно уже взрослые, закончили университеты, внуки учатся… У всех у них нет проблем с английским языком, они австралийцы, а у нас с мужем все еще эти проблемы есть… Вообще, если честно признаться, то от иммиграции я ожидала чего-то большего… Это очень тяжело — иметь отношение сразу к двум странам. Ты должен понять, к какой из них ты принадлежишь, иначе ты исчезаешь как личность…»

— Это очень мирная и спокойная страна, — говорит другой иммигрант, — но у меня в душе нет мира. Когда я покидал Гватемалу, я чувствовал, будто оставляю часть себя на этой земле. Мое тело живет в Австралии, а душа — на родине.

А вот мнение россиянина, инженера-строителя, приехавшего в Австралию несколько лет назад:

— Русские в Австралии никогда не голодали, но и счастливы по-настоящему тоже не были. Жизнь тут благополучная, сытая, размеренная, но скучная…[53]

Обратите внимание, что все эти люди — из разных стран, разных интеллектов, культур и жизненных позиций — жалуются примерно на одно и то же. Они жалуются не на внешние факторы, в которых могли бы быть повинны страна, режим, система, климат, экономическое положение, а на факторы психологические, заложенные внутри нас.

В более или менее резкой форме эта «пересадочная болезнь» затрагивает почти всех иммигрантов первого поколения. Одни приживаются быстрее, становясь полноценными гражданами, другие медленнее, а третьи вообще не приживаются, оставаясь на всю жизнь иммигрантами, или покидают страну.

Естественно, что первыми к новой культуре, языку и вообще окружающему миру приспосабливаются дети. И тут начинается извечный конфликт «отцов и детей», но в удесятеренном накале, так как в нем проявляется не только конфликт поколений, но и конфликт культур, зачастую совершенно противоположных, что нередко приводит к тяжелейшему отчуждению между близкими людьми.

Меня иногда спрашивают: а есть ли вообще формула иммигрантского успеха, формула счастья? Ну, по поводу счастья — это вопрос не ко мне, а к Богу. А что касается формулы иммигрантского успеха, то я бы ответил так, хотя знаю, что некоторые с этим не согласятся.

Успех или неуспех заложен внутри нас, в нашем характере, в нашем понимании смысла жизни. Языковой или культурный барьер можно преодолеть, значительно труднее победить самого себя. Если человек приезжает не завоевывать мир, а просто жить и радоваться жизни, понимая ее высшую самоценность, если у него хватит сил перешагнуть через свои амбиции и начать все с нуля, понимая, что жизнь дала ему еще одну попытку, где шансы успеха и неуспеха равны, если он научится воспринимать неудачи без трагедии и, перешагнув через них, идти дальше — его почти наверняка ждет успех.

Если же человек нацелен только на победу и в зависимости от нее оценивает свою жизнь, если он не может освободиться от груза прежних заслуг и каждую неудачу воспринимает как катастрофу, если у него нет трезвого взгляда на самого себя — его, скорее всего, ждет разочарование.

Потребовались годы, чтобы до меня дошла простая истина: человек может рассчитывать на успех лишь в том случае, если в его сознании будет заложен вариант неуспеха тоже. Как писал Пастернак: «Но пораженья от победы ты сам не должен отличать». Все это простые истины, но как долго они иногда доходят до нас. Советская система воспитывала неплохих футболистов и хоккеистов, но все мы были очень плохими спортсменами на гаревой дорожке жизни.

Как-то, еще в 1980-е годы, в Нью-Йорке, в застольной беседе с замечательным русским скульптором и, не побоюсь сказать, философом Эрнстом Неизвестным мы затронули эту тему. Я спросил его: «Ты доволен эмиграцией, доволен своей жизнью в Нью-Йорке? Ты достиг того, к чему стремился?» Он долго молчал, потом ответил: «Понимаешь, я родился на европейском континенте, в родительском доме на пятом этаже. Прожил там полвека и за это время, силой труда или таланта, с пятого этажа докарабкался до десятого… Потом я спустился вниз, переплыл океан и оказался на новом, малоизвестном мне континенте, где поселился на первом этаже… Мне бы здесь за оставшуюся часть жизни хотя бы до пятого этажа — на котором я родился — добраться, не говоря уж о десятом…»