Австралийские этюды Полет бумеранга

Первый экземпляр опоссума привез в Европу Пизон, а описал его Гесснер. На рисунке, сделанном Гесснером, опоссум был больше похож на уродливого человечка, чем на животное. И название, которое дал ему Гесснер, тоже было своеобразным — симевульпа, что значит «обезьянолис». У южноамериканского опоссума беременность длится всего тринадцать дней. Затем крошечные детеныши забираются в сумку, в которой и проводят целых три месяца. Один выводок следует за другим с интервалом всего в три месяца. Пока предыдущий выводок сидит в сумке, самка уже беременна следующим выводком.

Все сумчатые ведут ночной образ жизни и поэтому часто попадают под колеса автомобилей в ночное время. Местные жители не любят опоссумов. Они считают их вредителями сельского хозяйства. Однажды Хью нанял таксиста из местных жителей, чтобы съездить с ним для отлова опоссумов. Он не сказал ему о цели поездки, боясь, что тот не повезет, если узнает, что нужно ловить малопривлекательных и вонючих зверьков. Когда же они доехали до места и Хью поймал несколько опоссумов, таксист восторженно воскликнул: «О, опоссум, это же отличная еда! Поздравляю вас!»

После доклада мы еще некоторое время беседуем вчетвером — Хью, Дик Барвик, Майк Ламберт и я. Майк специально пришел на доклад, чтобы разузнать о Южной Америке: он поедет в апреле домой, в Великобританию, через Южную Америку, а также Новую Зеландию, острова Пасхи и Таити. Хью дал Майку целый ряд ценных советов и адресов.

Вечером я отправляюсь в гости к университетскому филологу доктору Гранту, который занимается языками редких племен. Сейчас он собирается с женой Джулией и маленькой дочерью отправиться на остров Пасхи, где будет изучать язык тамошних аборигенов. Ранее Грант изучал язык басков и хорошо владеет им. Он уже бывал на острове Пасхи, в Куско, Лиме и стал знатоком Центральной Америки.

— Ряд знаменитых статуй острова Пасхи поставлен недавно стоймя в шеренгу, и все — лицом к морю, — возмущенно говорит Грант. — Это грубая ошибка — ведь аборигены всегда ставили статуи лицом к суше.

— Вот и прекрасно, — говорю я Гранту, — теперь ты имеешь возможность исправить это: приедешь и повернешь их все правильно, как по команде «кругом».

— Да, — восклицает Грант, — но они же чертовски тяжелые!

Грант показывает нам слайды этих статуй, поставленных, по его мнению, неправильно, а также неоконченных, выступающих наполовину из скалы или из земли. Все это тоже поле деятельности Гранта. Он еще не знает, где будет там жить, и, показывая на слайдах каменные пещеры аборигенов, говорит, что, может быть, поселится именно в них.

На следующий день я поехал в наше посольство, взял разнообразную литературу о Советском Союзе, чтобы подарить мистеру Садек Хану — пакистанскому энтомологу. Он просил меня об этом уже несколько раз. Попрощавшись с товарищами из посольства, я заехал к нему в департамент ботаники, взял целую батарею банок-морилок для насекомых, которые он специально сделал для меня. Вместе возвратились в общежитие, и Садек Хан пригласил меня к себе на чашку чая.

В своей комнате Садек переоделся в белый шелковый костюм — нечто похожее на ночную рубашку с торчащими из-под нее кальсонами, расстелил коврик и стал молиться, встав на колени и обращая молитву на восток — в угол над кроватью.

За чаем я отдал Хану литературу. Особенно его заинтересовала книга «Религия в СССР», где много фотографий церквей, мечетей, служителей различных культов, и в частности мусульманских священников, молящихся. Он был очень удивлен, так как был уверен, что молиться в нашей стране запрещено, особенно молодежи. Он читал об этом в каких-то газетах. Удивило его и то, что я разбираюсь в вопросах религии и «даже» отличаю одну веру от другой. Мистер Хан полагал, что научному работнику в нашей стране знать такие вещи не положено.

Окрестности столицы

Солнечное безветренное мартовское утро. За моим окном на ветвях американского дуба кормятся красно-желтые попугаи розеллы. Они срывают желуди и поедают их, придерживая одной лапой и разгрызая клювом. Один попугай закусывает желуди зелеными листочками. Мне удается сфотографировать их фотоснайпером.

После завтрака мы с соседями по общежитию — румынским стажером-физиком Василем Морариу и английским энтомологом Майком Ламбертом — выезжаем в Голбурн в поисках родео. Нам стало известно, что сейчас в окрестностях Голбурна можно увидеть это красочное зрелище. У выезда из общежития прихватываем с собой французского этнографа Жака. Он шел в библиотеку, собираясь приступить к изучению малайского языка.

— Ну, видно, не судьба выучить этот язык: как ни соберусь начать, кто-нибудь отвлекает меня, — сетует Жак и, махнув рукой, садится к нам в машину.

— Неужели тебе мало тех семнадцати языков, которые ты уже знаешь? — спрашивает его Майк.

— Конечно, мало. Я должен выучивать по языку в год, чтобы не терять форму, — мрачно отвечает Жак и погружается в чтение очередного самоучителя.