У рыжих гигантских кенгуру детеныш рождается на свет через тридцать три дня после оплодотворения самки. Он самостоятельно прорывает родовую оболочку и медленно ползет наверх, цепляясь за шерсть матери, даже в том случае, если самка находится под наркозом и всякая помощь с ее стороны исключена. В начале своего «путешествия» детеныш продолжает висеть на пуповине. Но затем мать перекусывает ее и детеныш передвигается уже свободно. Он ползет, извиваясь, как настоящий червяк, и через три, иногда пять, минут уже достигает места своего назначения. Самка вылизывает оставшиеся после него на шерсти следы крови и слизи. Прежде считали, что она расчищает ему дорогу сквозь спутанную шерсть. Однако последние достоверные наблюдения опровергли это заблуждение. Добравшись до сумки, предприимчивый эмбрион сейчас же хватает в рот один из четырех сосков и накрепко к нему присасывается. Конец этого соска разбухает так, что выскочить изо рта детеныша он уже не может. Недаром первые исследователи описывали детеныша «приросшим» к соску. Когда малыша насильно отрывают от соска, это вызывает даже небольшое кровотечение.
Но в то время как глаза и уши у этого эмбриона еще совсем неразвиты, у него уже есть широко раскрытые ноздри и вполне сформировавшийся обонятельный центр в мозгу. Поэтому можно предположить, что слепой и глухой зародыш находит путь к спасительному источнику питания, ориентируясь по запаху.
Детеныши рыжих гигантских кенгуру находятся в сумке примерно 235 дней; вылезая оттуда, они весят уже от двух до четырех килограммов. В Нью-Йоркском зоопарке детеныш горного кенгуру отсиживался в сумке пять месяцев и одиннадцать дней и только тогда начал высовывать оттуда свою мордочку. Двойни и тройни у кенгуру — явление чрезвычайно редкое; однако в Лондонском зоопарке из 219 новорожденных детенышей гигантских кенгуру и валлаби было 11 двойняшек и даже одна тройня.
Группа исследователей в Канберре как-то осмотрела множество рыжих гигантских кенгуру, которых сейчас массами отстреливают на мясо. Больше чем у трех четвертей самок в сумках находились малыши, из которых 20 процентов были грудными, да еще возле каждой матери скакал самостоятельно большой детеныш. Кроме того, почти у 60–70 процентов самок, вынашивающих в сумке детеныша, в матке уже подрастал следующий эмбрион. Это замечательное приспособление, выработанное кенгуру в борьбе за существование, очень пригодилось им при конкуренции за пастбища с миллионными отарами овец, успешному размножению которых всячески способствуют люди.
Так как в засуху погибает более 75 процентов детенышей кенгуру, покинувших к этому времени сумку матери, то важно, чтобы продолжение рода шло безостановочно, без всяких проволочек. Достигается это следующим образом. В матке самки, которая сразу же после рождения детеныша снова спаривается и оплодотворяется, зародыш развивается только до определенной стадии, когда он состоит примерно из ста клеток. После этого он как бы консервируется и застывает в неподвижности, ожидая своего часа. А час этот настает, как только старший детеныш погибает в сумке или становится самостоятельным. Тогда зародыш начинает быстро развиваться, и уже через четыре недели он готов: самка может родить следующего детеныша без необходимости спешно искать партнера для спаривания. Тяжелые времена требуют решительных действий и не допускают промедления…
Наша овца тоже хорошо приспособлена к жаре и засухе. Она легко переносит температуру тела до 43° и может долго не пить, теряя, правда, при этом до одной четверти своего веса. (Человек же умирает, потеряв только 12 процентов влаги в организме.) Размножаются овцы быстрее, чем кенгуру, потому что у них бывают сплошь и рядом двойни. Но в то время как кенгуру в засуху и голод сейчас же подтягивают «законсервированные резервы», у овец при этих условиях все ягнята гибнут и может пройти больше года, прежде чем они произведут на свет новое потомство.
Так, в районе Пилбара в Северо-Западной Австралии за последние 25 лет число овец сократилось ровно наполовину, и больше дюжины крупных ферм, когда-то имевших до восьми миллионов овец, пришлось просто ликвидировать. В то же время обитающие здесь горные кенгуру (юро) заметно расплодились. Насколько именно они размножились, выяснилось, когда их начали травить ядовитыми приманками. На одной ферме, занимающей 14 квадратных километров, с 1930 по 1935 год было отравлено 90 тысяч горных кенгуру.
На другой ферме, занимающей 10 квадратных километров, содержалось четыре тысячи овец, но пастбища пришли в такую негодность, что ослабевшие овцы перестали приносить ягнят. А обитавшие на той же территории 30 тысяч горных кенгуру преспокойно продолжали размножаться.
На пастбищах большинства фермеров-овцеводов пасется столько же гигантских кенгуру, сколько овец, а иногда кенгуру даже больше.