Как все это гармонировало с историей Ганса и Маргарэт. Я продолжал думать о них, но особенно о Гансе. Его я представлял себе гораздо реальнее, чем девушку. Я не видел ни Ганса, ни Маргарэт, но образ молодого голландца возникал в живых свидетельствах его таланта, которые я видел повсюду, куда бы ни повернулся. Я немало гордился собственным мастерством, но этот сад заставил меня присмиреть. Меня волновало то, что его создал не старый мастер, а юноша на пороге жизни. Мне казалось, что увлечение Ганса было во всяком случае гораздо глубже, чем подозревала миссис Бригс. Ганс говорил с Маргарэт не только единственным цветком, который он дарил ей каждую среду, когда девушка шла на работу, но ежедневно — целым садом, полным цветов. По мере того как день клонился к вечеру, мной овладело странное чувство: мне казалось, что я попал в сказочную страну, что я не имею права находиться здесь; что случайно я оказался обладателем чего-то, не принадлежащего мне по праву. Где сейчас Ганс? И встретится ли он снова с Маргарэт?
В следующую среду я познакомился с миссис Камерон. С улицы, немного не доходя калитки, виден уголок сада справа от аллеи, и я заметил там голубой халат, мелькнувший около клумбы, где были посажены алиссум и линария. Тогда я не понял, почему, заслышав мои шаги, она убежала, но когда я соскочил с велосипеда, пересек дорожку и открыл калитку, она была уже около дома.
Однако миссис Камерон, видимо, решила, что не заметить меня неудобно, так как я подошел слишком близко, и, сделав несколько неуверенных шагов, она остановилась, оглянулась и поздоровалась со мной. Это была женщина среднего роста, стройная, приятной наружности, с осанкой, полной достоинства. У нее был нежный голос и теплая, дружелюбная улыбка.
Мое неожиданное появление, по-видимому, смутило ее, и зная, что некоторые женщины не любят, когда их видит в халате мужская прислуга, я продолжал энергично шагать вперед, чтобы поскорее пройти мимо нее. Миссис Камерон посторонилась, пропуская мой велосипед, и на секунду наши глаза встретились; в ее взгляде не было холодной, оценивающей отчужденности, с какой обычно смотрят на новых слуг. В нем было нечто другое. Я, пожалуй, не назвал бы это страхом, но отчетливо уловил выражение какой-то тревоги. Она уступила мне дорогу, словно так и следовало, и это как-то гармонировало в моем сознании с рассказом миссис Бригс. Казалось, миссис Камерон увидела во мне еще одно звено в цепи событий, вселявших в нее страх, — но звено, с которым она тем не менее уже примирилась.
Я ответил на ее приветствие, стараясь быть как можно учтивее.
Она указала кивком на то место, где только что стояла, и сказала — просто чтобы нарушить молчание, пока я проходил:
— Я любовалась калиной. Она всегда прелестна весной.
— Очень красивое дерево, миссис Камерон, — согласился я, и через мгновенье она осталась позади.
У дверей кухни, куда я пошел за ключом от сарая с инструментами, я узнал, почему миссис Камерон убежала, завидя меня.
Миссис Бригс вышла, едва сдерживая волнение.
— Вы уже видели всходы, садовник? — спросила она шепотом.
— Какие всходы?
— Там, около ворот.
— Я еще ничего не видел.
— Сходите и посмотрите.
Она сунула мне в руку ключ и прислушалась, не идет ли кто-нибудь.
— Бог знает, чем это кончится! Ганс на клумбе высеял имя Маргарэт, — сами увидите. Я сейчас не могу говорить, он где-то тут бродит. Наверно, велит вам перекопать клумбу. Не идите туда сразу, а то он догадается, что я вам сказала. Он в бешенстве. Потом поговорим…
Мне не терпелось узнать, в чем дело, но я надел комбинезон, достал инструменты, прошелся по саду и наконец приблизился к клумбе около ворот.
И я увидел чудесный привет влюбленного даме своего сердца: за неделю земля пригрелась, тысячи маленьких всходов линарии поднялись на поверхность, и через всю клумбу на фоне коричневой земли зеленела изумрудная надпись: «Тебе, Маргарэт».
Это было сделано великолепно — всходы были необыкновенно дружными. Под утренними лучами солнца слова жили и горели. Я чуть не вскинул руки и не запрыгал от волнения.
«Тебе, Маргарэт!» Вот на что смотрела миссис Камерон, когда я подъехал к калитке. И я тоже смотрел, смотрел, смотрел… Я чувствовал, что Ганс стоит сзади и улыбается. Вся история сразу приобрела в моих глазах другой, высокий смысл. Как прекрасно это было задумано и с какой любовью выполнено!
— Я рассказала ему, как только он постучал в кухонную дверь в восемь часов утра, — сказала мне миссис Бригс. — Он сажал какие-то цветы, когда мистер Камерон вышел в сад.
А теперь Камерон прикажет мне перекопать клумбу…
Это все равно что получить приказ задушить младенца или поджечь церковь. Я понял, что перестал быть пассивным наблюдателем; хочу я того или нет, но через несколько минут я буду втянут в ход событий.
Всего несколько секунд понадобилось мне, чтобы решить, что я не стану участником этого вандализма, но я все еще искал выход из положения, когда ровно в девять часов появился Камерон. Я работал неподалеку от дома, и он окликнул меня, спускаясь со ступенек крыльца:
— Джонстон!
— Доброе утро, мистер Камерон!