Австралийский робинзон

Моей прелестной спутнице, как видно, было со мной хорошо, и она под разными предлогами откладывала возвращение к своим сородичам. Они, надо полагать, ее не разыскивали, мы же не знали, где они находятся, и, не думая о них, стали кочевать, выбирая места, где больше дичи и рыбы. Так мы попали в Данава. Там протекает довольно большая река, бегущая с гор, расположенных вдалеке от моря. Нам бы пойти вверх по течению, да путь в глубь страны преграждали почти непроходимые заросли. Никак мы не могли отдалиться от моря, а погода стояла холодная, далеко не всегда нам удавалось найти какое-нибудь пристанище на ночь — пещеру или расселину в скалах, одним словом, мы хлебнули горя и решили поскорее вернуться в мой старый замок на реке Карааф. Читатель может удивиться, как это человек, общавшийся ранее с цивилизованными людьми, был способен вести подобный образ жизни; я прошу читателя подумать о том, что я в течение многих лет был оторван от культурного общества и что человек, как любое другое живое существо, приспособляясь к обстоятельствам, легко изменяет свои привычки, наклонности и даже, я сказал бы, чувства. Сейчас я оглядываюсь на тот период моей жизни, что я провел в лесу, с невыразимым удивлением, и иногда мне кажется, что это происходило со мной во сне. Может быть, никто не может похвастать тем, что прожил такую долгую и богатую событиями жизнь, какая выпала на мою долю.

Спустя много месяцев все же явились родственники моей подружки, и пришлось ей возвратиться к своему племени, а я снова остался один и только время от времени посещал дружественные племена, селившиеся поблизости.

За все годы, что я провел на побережье или поблизости от него, я ни разу не слыхал ни об одном корабле или мо ряжах, потерпевших кораблекрушение, и уже не надеялся, что увижу цивилизованных людей.

На моих глазах вырастали дети, умирали старики… А я все продолжал жить среди австралийцев, никому не причиняя вреда, ни с кем не ссорясь, и со временем стал пользоваться среди них большим уважением. Сколько кровопролитных сражений я предотвратил! Не раз бывало, что, когда назревала драка, я обходил австралийцев и отбирал у них копья, палицы и бумеранги. Австралийцы всегда приветливо меня встречали, делились со мной свои ми запасами, никогда не забывая пожелать мне на своем языке доброго здоровья.

Тут следует заметить, что каждое племя разговаривает по-своему. Людей моего племени, с которыми я прожил бок о бок много лет, я понимал великолепно, но подчас не разбирал ни слова из того, что говорили австралийцы некоторых других племен. Впрочем, что тут удивительного: известно ведь, что жители многих областей Англии, Ирландии и Шотландии часть слов произносят по-разному и даже говорят на разных диалектах.

Теперь вам понятно, с какой осторожностью надо относиться к выступлениям на суде так называемых протекторов туземцев[41], переводящих их показания. Их переводы и пояснения не следует принимать на веру, особенно когда речь идет о жизни или смерти подсудимого. К тому же соображения мести часто побуждают австралийцев давать ложные показания. Это, конечно, нехорошо, но что поделаешь, приходится с этим считаться.

Чуть не забыл сказать, что во время странствий я видел племя паллидургбарран[42], известное своими наклонностями к каннибализму. Оно не только съедает павших в сражениях, но и не прочь полакомиться человечьим мясом при любом удобном случае. На мой взгляд, люди этого племени мало чем отличаются от животных.

Даже вид паллидургбарран внушал ужас. Было что-то зловещее в их красноватой коже и больших выпяченных животах. Они не строили хижин или других укрытий и спали как придется, в зарослях.

Особой прожорливостью отличались их женщины, причем они предпочитали детей. Другие австралийские племена так настрадались от паллидургбарран, что решили покончить с жестокими людоедами раз и навсегда и подожгли заросли, где те скрывались.

Возможно, все паллидургбарран и в самом деле погиб ли в огне или задохлись в дыму, во всяком случае я больше ни одного из них не встречал.

Среди австралийцев распространено поверье, что последний паллидургбарран превратился в камень. Действительно, около леса стоит фигура, ну, точь-в-точь статуя человека, это ясно видно; но может быть, это всего лишь носовое украшение разбившегося корабля.

Как-то раз, когда я был в Бангибарра, что находится на некотором расстоянии от берега, я вдруг увидел, что туземцы несут на плече флаг. Я кинулся к ним, стал расспрашивать… Оказалось, какое-то европейское судно бросило якорь в заливе Порт-Филипп. Туземцы установили за ним наблюдение. Через день-другой судно переменило стоянку, а затем с него спустили лодку, в которую уселась вся команда. Лодка вошла в устье реки и поплыла вверх по течению.