Неожиданно пелена безумия спала с этих глаз, и они как хмельные, уставились куда-то, как будто что-то увидели… Это видение, казалось, отняло последние силы у пророка. Он зашатался, но его подхватили с двух сторон и бережно усадили на циновку. Он раскачивался, что-то мычал, размазывая петушиную кровь по лицу. Потом пришел в себя, поднялся и усталым старческим шагом направился в свою хижину. Через некоторое время он снова появился, но уже без краски, шляпы и плаща. По деревне шел маленький старичок с капризно поджатыми губами. Теперь он ничем не отличался от остальных. И эти остальные уже не обращали на него внимания.
17
«Мы принесли вам еще одного…»
На рассвете в Аратутаре странно и тревожно забили барабаны. Ритм был какой-то прерывающийся, как будто барабаны рыдали. Я сразу поняла, что в деревне происходит что-то необычное. Ни Велли, ни его жены в хижине не было. А барабаны все гремели. Я вышла из хижины.
Над ближним лесом стояла кровавая полоска зари. По деревне бесшумно метались люди, похожие на тени. В предрассветном сумраке с трудом угадывались черты их лиц. Тени-люди исчезли так же внезапно, как и появились. Неожиданно в этом предрассветном сумраке возникла вереница женщин. Белые одежды, распущенные полосы. Они показались мне русалками, вынырнувшими из тумана, который наползал с рисовых полей. Они были такими же бесплотными и расплывчатыми, как этот туман. «Русалки» проплыли мимо меня, почти не касаясь ногами земли. Первая из них вскинула темные тонкие руки к кровавой полоске зари и горестно заголосила. Другие как эхо отозвались громким плачем. Этот плач взлетел к предрассветному небу, и казалось, полоса зари отозвалась на него золотыми сполохами приближающегося солнца.
Вереница женщин распалась, взметнулись их распущенные волосы. В это время брызнули солнечные лучи, и женщины, согнувшись, стали мести этими распущенными волосами деревенскую площадь, на которой вчера танцевал Велли. Откровенно говоря, я растерялась. Если надо подмести площадь, то для этого есть веники.
Рыдающие звуки барабанов неслись над всей округой. Женщины громко плакали, и пыль площади летела из-под их волос. Рядом возник Велли и, капризно поджав губы, стал задумчиво смотреть на обезумевших женщин.
― Велли, — спросила я, — какое безысходное горе постигло сегодня на рассвете Аратутару?
— Никакое, — спокойно ответил Велли.
― А это что? — показала я на женщин.
— А! — махнул рукой Велли. — Они всегда так.
— Ты не юли, — рассердилась я. — Как это, «всегда так»?
— Очень просто, — виновато заморгал глазами Велли. — Сегодня — день годовой поминальной. Они плачут по Чатану и разметают зерна падди, из которых я им выложил на площади человечка. Человечек как будто Чатан, — пояснил Велли.
Теперь все стало на свои места.
…Чатан умер год назад в такой же ясный апрельский день. Дух его расстался с телом, к всеобщему огорчению деревни. Чатан был веселым человеком и лучше всех умел стучать на барабане. Отчего он умер, никто не знал. Даже Велли, жрец и вождь, ничего не мог сказать. Эту весть принес брат Чатана Дачан, и Велли от удивления только развел руками. Еще вчера Чатан полночи бил в барабан под который они танцевали. А вот сегодня… Хоронить Чатана собрались все тридцать три рода адиянов. Ведь Чатана знали все как лучшего барабанщика в племени. Тело Чатана натерли маслом. Покрыли белым дхоти а поверх него — красным дхоти. Бамбуковые носилки изготовили мужчины Аратутары. Чатана на носилки посадили, а не положили. Посадили как важного человека. Носилки подняли на плечи, и тут загремели барабаны. Они гремели всю дорогу до места погребения. Гремели на все джунгли, возвещая всем о горе адиянов.
Велли шел впереди всех. Потому что Велли был ответствен за судьбу духа Чатана. А это ответственность и немалая. В лесу на пригорке для тела Чатана вырыли продолговатую яму, а в стене ямы сделали для Чатана специальное помещение. Каждого адияна кладут туда головой на юг. Велли вышел к яме и надтреснутым старческим голосом запел: