Австрийская экономическая теория и идеал свободы

В 1934 году Людвиг фон Мизес оставил Вену ради профессорского кресла в Институте международных исследований в Женевском университете (Швейцария), а в 1940 году, опасаясь Гитлера, он переехал в Соединенные Штаты. В то время интеллектуальное сообщество здесь столь же мало было в состоянии симпатизировать явному оппоненту всех социалистических идей, как это было и в Вене, но постепенно он из более или менее символической фигуры в Высшей школе бизнеса Нью-Йоркского университета превратился в весьма влиятельного человека. [Жалованье Мизеса в Нью-Йоркском университете с 1949 по 1962 год платилось целиком из средств фонда Вильяма Волкера, а затем эти платежи осуществляла группа, возглавлявшаяся бизнесменом Лоуренсом Фертигом. Фонд Волкера также субсидировал Хайека на его посту в Комитете по общественной мысли в Чикагском университете. -- амер. изд.] В течении многих лет в Соединенных Штатах австрийскую школу отождествляли с учениками Мизеса. Первыми выдающимися учениками, которые добились весьма почетного положения, были Мюррей Н. Ротбард [Murray N. Rothbard (1926) учился в Колумбийском университете, а затем у Мизеса в Нью-Йоркском университете; он был профессором экономической теории в Бруклинском политехническом институте прежде чем стать заслуженным профессором экономической теории в университете Невады, Лас-Вегас -- амер. изд.] и Израель М. Кирцнер [Izrael M. Kirzner (1930) защитил докторскую диссертацию у Мизеса в Нью-йоркском университете, где он в настоящее время является профессором экономической теории и главой программы по изучению австрийской доктрины -амер. изд.]. В 1970-х и 1980-х годах группа существенно разрослась, и сегодня наиболее заметен, пожалуй, Томас Соуелл [Thomas Sowell (1936) является старшим исследователем в Гуверовском институте Стенфордского университета; см. обзор Хайека об его работе Knowledge and Decisions (New York: Basic Books, 1980) в Reason, December 1981, pp. 47--49 -- амер. изд.]. Однако Мизес был привержен к строго рациональному утилитаризму больше, чем ранние австрийцы, и эта ориентация не вполне согласовывалась с его фундаментальным субъективизмом, а в особенности с характерным для него отрицанием возможности межличностного сравнения предпочтений или измерения благосостояния. Это снижало убедительность его эпистемологии и его критики социализма.

Хотя к третьей четверти ХХ века методология австрийской школы стала господствующей в области микроэкономической теории, затем этот подход был в существенной степени вытеснен из центра профессионального внимания кейнсианской макроэкономикой. Но усилия, порожденные успехом кейнсианского учения, были, с точки зрения австрийского методологического индивидуализма, результатом ошибочного представления о том, чем должно быть научное объяснение очень сложных явлений. Таким образом, австрийская школа вторично оказалась вовлеченной в своего рода Methodenstreit, в котором их противники претендовали на большую свою научность просто в силу более эмпирического характера полученных ими результатов; иными словами, -- просто потому, что они больше зависели от наблюдений и измерений (хотя на этот раз скорее статистических, а не исторических). Ситуация, по крайней мере в Соединенных Штатах, делалась весьма непростой, потому что Мизес, представлявший здесь австрийскую теорию, занял крайнюю позицию в отношении к господствовавшему в то время научному позитивизму. Одновременно, правда, он делал большие уступки англо-американской традиции рационалистического утилитаризма, который вполне встраивался в австрийскую методологическую традицию. В результате теория у него приобрела характер априорно выводимого построения.