Микин поправил очки и продолжил чтение.
— «За время действия этого и других аналогичных договоров в различные комбанки перечислено свыше 30 миллиардов рублей, в том числе: в „Энергомашбанк“- 12 миллиардов 50 миллионов рублей, в банк „Кредит-Петербург“ — 16 миллиардов 800 миллионов. Более двух миллиардов было перечислено в „Кредит-Петербург“ за два дня до его разорения. Из них свыше 292 миллионов рублей бесследно исчезли в обанкротившемся банке. Соответствующий договор был подписан замглавы администрации Жижиным. Кошелев в это время находился на больничном.
Кроме того, в делах администрации нет документов, оправдывающих перечисление средств в сумме более чем два с половиной миллиарда. Куда делись эти деньги, установить не удалось.
Финансово-бухгалтерская экспертиза установила, что данные банковские операции произведены с нарушением действующих нормативных актов. Конкретно: приказ комитета экономики и финансов от 5 января 1994 года за номером шесть обязывает главу администрации немедленно перечислять деньги, остающиеся после плановых платежей, на основной бюджетный счет. Таким образом, у администрации вообще не могло быть так называемых свободных средств, что свидетельствует о наличии умысла на совершение заведомо противоправных действий, причинивших ущерб государству в особо крупных размерах…»
— Как же это могло случиться? — не удержался Петр, но Микин даже бровью не повел.
— «Есть основания для возбуждения уголовного дела по признакам статьи 147-прим — мошенничество…»
— Остановитесь, Александр Вадимович! Я же пришел брать у вас интервью, а вы — ни одного живого слова…
— А мне об интервью никто не говорил. Мне приказали ознакомить вас, понимаете — ознакомить, с нашими данными. Руководство утвердило справку, и я вас с ней ознакомил. Если есть претензии — жалуйтесь. — Микин посмотрел на Петра с откровенной неприязнью и нарочито медленно потянул руку под столешницу. Раздался едва слышный щелчок, и Петр понял, что Микин записывал их беседу. Конечно, если можно назвать его читку беседой.
— Когда можно принести вам материал на согласование? — спросил Петр.
— Зачем? — удивился Микин и смахнул листки в ящик стола.
— Но я же буду на вас ссылаться…
— А вы не ссылайтесь! Не надо на меня ссылаться, — раздраженно сказал Микин.
— Без этого неубедительно, — растерянно возразил Петр.
— Это ваша забота, кого и как убеждать.
— Разве вы не хотите, чтобы читатели хорошо думали о работе милиции? Петр понимал, что говорит как начинающий репортер, но не мог придумать ничего лучше. — Разве не одна у нас с вами задача — бороться с воровством?
— Согласен: задача одна. И не только задача. Зарплата тоже одна. Только вы свою долларами берете, а мы — в рублях зарабатываем. И получаем нерегулярно, — ответил Микин. — Как говорится, почувствуйте разницу!
Петр машинально прижал рукой нагрудный карман, в котором оставалось двести долларов из тех, что дал Степанов.
— Что, карман жжет? — с издевкой спросил Микин.
«Неужели он все знает?» — чувствуя обжигающий щеки стыд, содрогнулся Петр.
— Подпишите, — хрипло сказал он, протягивая пропуск.
— При Андропове за сто грамм в рабочее время на 15 суток сажали, а сейчас — хоть бы что. Всем на все наплевать.
Стараясь случайно не дохнуть на полковника, Петрвзял подписанный пропуск и молча кивнул головой.
«А, может, зря я с ним так. Многие еще хуже. Этот хоть краснеть не отвык», — подумал Микин и с необъяснимо возникшей вдруг жалостью проговорил:
— Петр Андреевич, задержитесь на минуточку.
Уже взявшийся за дверную ручку Петр обернулся.
— Ваша жена, Екатерина Леонардовна, может спокойно возвращаться. У нас нет к ней вопросов.
— Что вы имеете в виду?
— Вы все прекрасно знаете и понимаете. Да и не только вы. Зачем Кокосова втянули?
— Он мой друг, — сказал Петр и тут же понял, что проговорился. Почему Леонардовна? Она — Леонидовна… — беспомощно добавил он.
— Екатерина Леонардовна Рубашкина, урожденная Рейнарт, родилась в Ростове, национальность — немка. Вот, взгляните.
— Не может быть! — воскликнул Петр, читая отпечатанный на плотной картонке стандартный текст.
— Ее отец наполовину немец. Перед самой войной его родители успели сменить документы, но ваша жена все восстановила.
— А как же Настя? — осевшим голосом спросил Петр и тут же вспомнил, что год назад Катя давала ему какие-то документы, касающиеся дочери. Он тогда пришел с чьего-то дня рождения и подписал не читая.
— По выездным документам ваша дочь — тоже немка.
Петр почувствовал тошноту, спина и руки стали влажными, голова закружилась.
— Как же, как же это могло случиться? — почти прошептал он.
— Деньги, Петр Андреевич, большие деньги, — участливо глядя на него, сказал Микин. — Точнее, очень большие деньги. Вот, выпейте, а валерьянку не предлагаю.