Австрийские фрукты

– Вася в Токио по делам улетел, – сказала она. – И мне тревожно.

– Почему? – спросил Веня. – У него неприятности?

– Нет, все в порядке. Не за него тревожно, а без него. Я, видимо, слишком неустойчива внутренне. Теряю опору и сама сразу теряюсь. Перестаю понимать, зачем живу.

«Врешь, – с ненавистью подумала Таня. – Такая ты прям вся беспомощная, на руках тебя носи! А сама кого хочешь под себя подомнешь».

Но что толку было в ее догадках?

Дошли до дома, и Веня сказал:

– Иди, Таня.

– А ты? – спросила она.

– Аделину провожу. Иди.

Вот так. Ведет Аделину в пустой ее дом. Смотрит в чертовы ее крыжовниковые глаза не отрываясь, и нет его. Ни для кого его больше нет, только для этой женщины.

Таня не знала, что сделает в следующую секунду – заплачет, затопает ногами, вцепится в волосы проклятой Аделине? Но ничего этого она не сделала. Молча открыла калитку и пошла к дому.

Когда обернулась, входя, никого у забора уже не было.

Глава 10

Ей казалось, что она не спит. Тьма поглощала ее, а сна не было, она была в этом уверена. Но когда включила ночник и взглянула на разноцветные настенные часы, то оказалось, уже два часа ночи.

За стеной, в Вениной комнате, было тихо. Да Таня и так знала, что его нет в доме.

Она оделась, спустилась вниз. Не включая свет, прошла в прихожую, надела, что под руку попалось на вешалке.

Тепла или холодна эта ночь, было ей непонятно. Она не чувствовала ничего физического.

На всей улице Верещагина светилось единственное окно в одноэтажном рыжем домике с островерхой крышей. Перелезть через низкий штакетник не составляло ни малейшей сложности. Хорошо ли перелезать через чужой забор и подслушивать чужие разговоры в чужом саду – это было последнее, о чем Таня могла бы подумать.

Она об этом и не думала. Стояла за углом и слушала, о чем говорят двое на веранде, выходящей на противоположную от улицы сторону дома. И смотрела на этих двоих, как будто хотела навсегда их запомнить, хотя на самом деле хотела бы только одного: не видеть их вместе никогда.

– Ты зря думаешь, что я могу дать тебе счастье.

Голос Аделины был похож на омут.

– Я так не думаю, – ответил Веня.

Они сидели на ступеньках веранды. То есть Веня сидел на ступеньках, а Аделина у него на коленях, обнимая его и прижимаясь щекой к его щеке. Волна ее волос лежала на его плечах. На ней был его плащ, он закрывал ее до пяток, и Таня знала, что под его плащом ничего на ней нет. Это было так же очевидно, как то, что плащ застегнут как пришлось, не на те пуговицы.

– Ты думаешь, тебе нужна фам фаталь? – спросила она.

– Я так не думаю, – повторил Веня. – Я знаю, что не могу без тебя жить. И не буду.

– Как ты можешь это знать? Невозможно понять так быстро.

– Я это понял в ту минуту, когда тебя увидел. И можешь мне поверить, ни с чем бы я это не перепутал. Мне просто не с чем это перепутать.

– Я не понимаю. Объясни мне.

Вместо объяснения он стал ее целовать. Таня стояла в двух шагах от них. Сердце ее колотилось, как молоток, которым забивают крышку гроба. Она не боялась, что ее заметят, услышат ее дыхание за углом дома. Им было ни до чего, этим двоим на ступеньках.

– Ты безумный… – задыхаясь, проговорила Аделина. – Совсем без границ. А я думала, ты живешь в рамках жестких правил…

– Ты думала обо мне?

Кажется, это было единственное, что он расслышал в сказанном ею.

– Да, – ответила она. – Да, да! Только о тебе и думала. И не приходила с Васей к вам после того вечера, потому что… Ты понимаешь? Боялась, не сумею держаться с тобой как с посторонним. Мне казалось, как только увижу тебя… Обниму, стану целовать, брошусь к твоим ногам – я не знала…

– Теперь знаешь?

– Теперь я твоя.

– Прости меня.

– За что?

– Я должен был в тот же вечер тебя не отпустить.

– В тот же вечер было невозможно.

– Возможно.

– Нет-нет! И сейчас… Сейчас тоже!

Веня откинул голову и, глядя в ее глаза, спросил:

– Ты что, думаешь, я теперь тебя отпущу? Буду дальше жить, как будто тебя нет?

– Но как ты себе представляешь…

– Не тебе об этом думать. Мое заявление об увольнении подписано. Мы уедем.

– Но это невозможно! – воскликнула она.

– Возможно.

– Нет, ты не понял. – Аделина покачала головой. Ее волосы блеснули тусклым золотом в свете, падающем из окна. – Нельзя так поступить по отношению к Васе.

– Знаю. И по отношению к нему, и… Не только к нему. Но что делать? Ну рассуди. – Он провел по ее голове ладонью, как будто она была маленькой девочкой, и она, быстро повернув голову, поцеловала его ладонь. – Останешься ты с ним, останусь я с Таней, и что? Лгать изо дня в день – им, себе? Никакой порядочности на это не хватит. Да и какая во лжи порядочность?