Австрийские интерьеры

Когда позднее, на торжественном открытии Новейшей Звезды, оркестр «Вольная типография» исполнит «Оду труду», Шмёльцер с красной гвоздикой в петлице поднимется на трибуну. Соседу, не зря же он депутат парламента, придет пора произнести речь:

— Светлые и сухие квартиры для семей трудящихся, — скажет он, — детские площадки с деревьями и с газоном во дворе, баня в каждом корпусе здания, — теперь измотанный за неделю рабочий не поплетется в свой выходной в пивную, он пойдет в народную библиотеку, пойдет в общеобразовательный центр (Ученье — свет!). Но знают ли верные товарищи по борьбе, Шмёльцер и остальные, обступившие сейчас оратора со всех сторон, знает ли собрание новоселов, женщины в накрахмаленных летних платьях и дети с красными, голубыми и белыми целлулоидными пропеллерами, вращающимися на ветру, и мужчины, отцы семейств, радостная толпа (ведь почти каждый из собравшихся здесь получает новую квартиру), — знают ли они, гордо собравшиеся в собственной цитадели, что цитадели обладают особым свойством притягивать к себе врагов? Квадратный двор цитадели с аркадами, двор, в который квартиры рабочих выходят пусть маленькими, но балконами, — балконами, которые буржуазия привыкла называть «балконами-выбивонами», не зря на таких же балконах по Рингштрассе выколачивают персидские ковры! Пыль, выбиваемая из ковров по пятницам, поднимается точно такой же тучей, как голуби над конными памятниками в центре города. Да и воскресенья у них начинаются не колокольным звоном из церквей, а прямо вечером в пятницу — стуком выколачиваемых на балконах ковров. У нас, на Новейшей Звезде, не будет однако же никаких персидских ковров, даже лже-персидских у нас не будет! Для чего же нам тогда «выбивоны»? Может, Шмёльцер в конце концов превратит каждый «выбивон» в бойницу? А не предназначены ли водосточные трубы для слива кипящей смолы на штурмующего цитадель противника? Но где этот противник? Пока суд да дело, кругом сплошные товарищи, все восклицают «Дружба!», все поют оду труду, все радуются новоселью. На «выбивонах» они не прочь завести кролика или парочку кур (к счастью, устав Новейшей Звезды такое категорически воспрещает), ставить там лейки и развешивать на просушку белье, приглядывать с балкона за детьми, прыгающими через скакалку на асфальте двора возле зеленого четырехугольника газона. И, тем не менее, они живут в цитадели, живут в ее бастионах. Двенадцать подъездов с двенадцатью квартирами в каждом, — балконы-«выбивоны» выходят во внутренний двор, гладкие окна поблескивают на фасаде, — все вместе образуют оборонительно-жилищный комплекс. Но его оборонительная функция проявится не раньше, чем обитатели Новейшей Звезды обретут врага.

Император в бакенбардах уже помер. Он сделал это раньше, чем Сосед прокричал с кухонного подоконника: «Да здравствует республика», — так откуда же, ко всем чертям, взяться врагу? Генерал-лейтенанты с сорванными эполетами и уланские ротмистры, скинутые с коней и трусливо укрывшиеся в своих, еще в соответствии с прошлым статусом роскошных квартирах, — неужели они способны совершить кавалерийский наскок на Новейшую Звезду? Ударят ли пушки по запрещенным к разведению кроликам и разрешенному белью, вывешенному на просушку? Но откуда взяться пушкам? Кто из бывших адъютантов его императорского и королевского величества осмелится прогарцевать с развевающимся на шлеме конским хвостом по Виднерхауптштрассе, минуя лавки зеленщиков, мебельные магазины, сапожные мастерские и булочные, проскакать по Матцляйнсдорфской площади и Триестерштрассе в южную сторону — к Новейшей Звезде, чтобы затем убраться восвояси и доложить своему полководцу: некто Шмёльцер стоит на балконе-«выбивоне» с лейкой в руках, собравшись поливать штурмующих кипящей смолой… Вот оно как: другом обзавестись трудно, но порою куда труднее обзавестись врагом.