«Дражайший папа…, те многие доказательства вашей отеческой снисходительности и доброты, каковые вы дали мне, побуждают меня осмелиться на совершение шага, который я охотно отложила бы до вашего прибытия в Офен, однако же самые последние события побуждают меня к необходимости без промедления излить вам свое сердце. Сегодня я прочитала в газете о разводе Наполеона со своей супругой; должна признаться вам, дорогой папа, что я была сим сильно обеспокоена. Та мысль, что не исключена возможность моего включения в ряд тех особ, которые, возможно, были бы предложены в качестве его будущей супруги, подвигла меня сделать вам признание, которое я приношу в ваше отеческое сердце. Вы не раз изъявляли доброту заверить меня, что никогда не будете принуждать мою склонность. За время моего пребывания в Офене мне представилась благоприятная возможность познакомиться с эрцгерцогом Францем[48]
и открыть в нем все те качества, которые смогли бы сделать меня счастливой. Я призналась в этом маме, которая имеет справедливые притязания на мое неограниченное доверие и была столь добра, чтобы предоставить мне сию благоприятную возможность и сообщить вам о моих чувствах. В уверенности, что я не могу вручить мою судьбу в лучшие руки, нежели ваши, ожидаю вашего решения с ощущениями детского благоговения и любви, каковые испытывала всегда, дражайший папа, ваша нижеподданейшая послушнейшая дочь Луиза».Не следует удивляться заискивающему тону этого письма, девушка понимала тщетность своих надежд на брак с эрцгерцогом Францем Модена-Эсте, ибо как дочь императора она была предназначена для замужества на более высоком уровне. Но потерпевшему не одно поражение от Наполеона императору Францу I было не до нежных чувств молоденькой дочки, и он без малейших колебаний дал свое согласие на этот унизительный для него союз. Но недаром императорская дочь была воспитана в духе беспрекословного послушания! Когда министр иностранных дел граф фон Меттерних явился к ней для проформы испросить ее согласие на вступление в этот брак, внушавший девушке смертельный ужас, Мария-Луиза с большим достоинством ответила:
— Я желаю только того, что приказывает мне желать мой долг. Когда речь идет об интересах государства, я должна следовать им, а не своим чувствам. Молите моего отца руководствоваться его долгом императора, а не интересами моей особы.
Сам Меттерних не питал особых иллюзий как насчет ума эрцгерцогини (как будто предчувствовал, что Марии-Луизе суждено стать для него крестом еще на много лет в будущем. К слову сказать, зная его нерасположение, она платила ему той же монетой), так и насчет прочих ее качеств, ибо внешность этой блондинки с синими глазами не представляла собой ничего из ряда вон выдающегося. Для него она была лишь одной из нескольких дочерей императора, которые все представлялись ему на одно лицо.
— Ликом она скорее дурна, нежели пригожа, но хорошо сложена и, если ее немного обиходить и приодеть, будет выглядеть привлекательно, — весьма прагматично высказался министр иностранных дел.
Известный острослов князь де Линь выразился еще более хлестко:
— Австрия преподнесла Минотавру прекрасную телку!