В ночь на 29 июля начался продолжавшийся несколько дней оживленный обмен телеграммами между кайзером и царем. Получив заверения Вильгельма II в том, что Берлин окажет давление на Вену с целью улаживания австро-сербского конфликта, Николай II 29 июля приостановил действие приказа о частичной мобилизации (которая, в свою очередь, проводилась только против Австро-Венгрии, но не против Германии). В тот же день в Лондоне министр Грей предупредил немецкого посла князя Лихновского, что Германия не вправе рассчитывать на нейтралитет Англии при любом развитии событий. Тем не менее Грей отказался дать Франции гарантии того, что в случае войны с немцами Англия будет на ее стороне: «Было бы нечестно вводить господина Камбона (французского посла в Лондоне. —
30 июля немецкие дипломаты предприняли отчаянные, но безуспешные попытки заручиться гарантией британского нейтралитета в случае войны Германии с Францией. Одновременно канцлер Бетман-Гольвег тщетно пытался убедить Берхтольда в необходимости или пойти на прямые переговоры с Россией, или принять английское посредничество в конфликте с Сербией. Первый вариант, даже если бы Вена согласилась с ним, был не слишком привлекателен для Петербурга: там полагали, что разговаривать надо не с австрийцами, а с немцами. Еще 28-го числа С. Сазонов направил послу России в Лондоне графу Бенкендорфу телеграмму, в которой говорилось: «Мои беседы с германским послом укрепляют во мне предположение, что Германия поддерживает неуступчивость Австрии. Берлинский кабинет, повидимому, совершенно не влияет на своих союзников... Мне кажется, что Англия, более чем всякая иная держава, могла бы еще попытаться... побудить германское правительство к нужным шагам. Ключ положения находится, несомненно, в Берлине». Здесь русская дипломатия допустила ошибку: именно прямые контакты с
Австро-Венгрией, быть может, еще могли спасти мир, поскольку Германия, судя по тогдашнему настроению Вильгельма II и Бетман-Гольвега, вряд ли стала бы возражать против русско-австрийской договоренности. Однако руководители внешней политики России полагали, что злыми гениями ситуации являются кайзер и его окружение, подстрекающие Вену к агрессивным действиям против Сербии.
Тем временем военная машина набрала обороты, австрийские канонерские лодки и артиллерийские батареи уже подвергли обстрелу Белград (узнав об этом, в Петербурге Сазонов в разговоре с австрийским послом Сапари сорвался на крик). 30 июля Австро-Венгрия и Россия начали всеобщую мобилизацию. Французское правительство во избежание пограничных инцидентов, которые могли бы спровоцировать войну, а также стремясь убедить Англию в своем миролюбии и заставить ее под держать Францию, приказало войскам отойти от германской границы на 10 км.
31 июля Германия объявила Kriegsgefahrzustand — «состояние военной опасности», предшествующее всеобщей мобилизации. Германское правительство предъявило России ультиматум: не позднее чем через 12 часов прекратить мобилизацию — или вступить в войну с Германией. В тот же день ультиматум был послан и в Париж: Франции предлагалось в течение 18 часов объявить о своем нейтралитете. Ответ французского правительства звучал лаконично: «Франция будет действовать в соответствии со своими интересами». В 5 часов 15 минут вечера во Франции была объявлена всеобщая мобилизация.