Но главным во внешней политике дунайской монархии по-прежнему оставался “восточный вопрос”. Как отмечает американский историк Сэмюэль Уильямсон, “почти каждая важная политическая и дипломатическая проблема имела в Австро-Венгрии два аспекта: внешний и внутренний… Поощрение Петербургом панславистской деятельности фактически означало, что Россия, иностранная держава, вмешивается во внутреннюю политику Габсбургов. И наоборот, попытки Габсбургов подавить такую деятельность в пределах монархии оказывали влияние на австро-русские отношения”. Сербия, Черногория и Румыния, получившие после 1878 года статус независимых государств, самим фактом существования представляли угрозу для Австро-Венгрии, на территории которой проживали миллионы южных славян и трансильванских румын. Хотя этим габсбургским подданным с экономической точки зрения жилось лучше, чем их соплеменникам в соседних странах, не было никакой гарантии, что в будущем ирредентистские настроения в южных и восточных провинциях Австро-Венгрии не возьмут верх. Тем более что другие державы, в первую очередь Россия, заинтересованная в укреплении влияния на Балканах, поддерживали амбиции балканских соседей габсбургской монархии.
Ситуация с Румынией оставалась до поры до времени относительно ясной. У власти там находились представители младшей ветви династии Гогенцоллернов в лице князя, а затем короля Кароля I. “Старательно исполняя обязанности румынского монарха, он никогда не забывал о своих немецких корнях”, – пишет о Кароле его биограф. Этот король испытывал симпатии к Тройственному союзу и не поддерживал румынский ирредентизм в Трансильвании. В 1883 году Кароль заключил секретное соглашение с Германией и Австро-Венгрией, в котором обязался вступить в войну на стороне этих держав, если какая-либо из них подвергнется нападению со стороны России. Однако о договоре не был поставлен в известность парламент Румынии, в котором, как и в румынском обществе в целом, преобладали франкофильские настроения. Эта странная ситуация продлилась до 1914 года, когда, уже после начала войны, Кароль I открыл карты – и столкнулся с резким несогласием политиков и общественного мнения с секретным договором. По одной из версий, испытанное при этом потрясение свело старика в могилу. Румыния вступила в войну лишь два года спустя, при новом короле Фердинанде – на стороне Антанты.
Больше беспокойства, чем Румыния, в Вене и Будапеште вызывала Сербия. С давних пор при тамошнем дворе шла борьба прорусской и проавстрийской партий. Князь Милан IV Обренович, правивший Сербией с 1872 года (с 1882-го в качестве короля под именем Милан I), пытался сбалансировать влияние этих партий. Однако симпатии Милана, получившего западное образование, оставались на австрийской стороне. Возможно, этому способствовал его неудачный брак с Натальей Кешко, дочерью полковника русской армии, происходившего из молдавского боярского рода. Рассорившись с супругой, Милан перенес неприязнь к ней на “русскую партию”. Король, человек небесталанный, был своенравным и неуравновешенным, да еще и страшным транжирой. Сербская политическая жизнь, отличавшаяся нестабильностью, состояла из клановой борьбы, заговоров и контрзаговоров, подогревавшихся интригами австрийских, русских, немецких, французских дипломатов и агентов.
ПОДДАННЫЕ ИМПЕРИИ
АГЕНОР ГОЛУХОВСКИЙ,
австро-поляк