Австро-Венгрия: судьба империи

У третьего вагона появляются гвардейские офицеры, вытягиваются в струнку, молодцевато козыряют выходящей на перрон молодой семье. Худощавого мужчину лет тридцати в военной форме сопровождают симпатичная дама с живыми темными глазами и четырехлетний мальчик с торчащими из-под шапочки локонами. Встречающие почтительно приветствуют их. Это новый австрийский император и венгерский король Карл, его супруга Зита и наследник трона эрцгерцог Отто. Они прибыли в Будапешт на коронацию – как выяснится позднее, последнюю в истории династии Габсбургов.

Три дня спустя, 30 декабря, в церемониальном зале королевского дворца в Буде состоялся торжественный обряд. Карл принес присягу на Евангелии, дал обязательство защищать старинные вольности Венгерского королевства, после чего кардинал Янош Чернох передал монарху скипетр и державу. Потом настал черед королевы. Кардинал коснулся ее правого плеча древней короной святого Иштвана (Стефана)[5] и произнес: “Прими сию прекрасную корону как супруга короля, готовая разделить с ним заботу о рабах Божиих. Чем выше твое положение, тем большим да будет твое смирение, во имя Господа нашего Иисуса Христа”. Раздались залпы салюта, зазвенели колокола, и над холмами Буды, над стылым Дунаем, над улицами Пешта и, казалось, над всей венгерской равниной до самых Карпат разнеслось: Éljen a király! – “Да здравствует король!” Карл IV, король Венгрии, он же – под именем Карла I – император Австрии (в этом качестве Габсбурги, однако, не короновались), вступил на престол.

Венгрия, а вместе с ней вся империя Габсбургов, словно стремилась уверить себя и мир, что ничего не изменилось, что власть династии так же крепка, как и пару веков назад, а молодого короля ждет долгое и счастливое правление. Но действительность оказалась иной. Монархия, истощенная длившейся третий год войной, быстро приближалась к краху. Великолепие торжеств лишь на время заслонило для их участников и гостей грозную реальность – безнадежность боев на четырех фронтах, голод в городах, недовольство в селах, брожение среди народов империи, чья верность династии подвергалась все более серьезным испытаниям. На плечи двадцатидевятилетнего императора-короля, не выглядевшего ни гигантом, ни гением, легла ноша, которую вряд ли вынес бы и человек куда более стойкий. Кто знает, не вспомнил ли Карл Последний, слушая кардинала, другую фразу – мрачное напоминание, произнесенное как-то дядей молодого императора, погибшим в Сараеве эрцгерцогом Францем Фердинандом: “Корона Габсбургов – это терновый венец”?

Почти полувеком ранее, летом 1867 года, во время предыдущих коронационных торжеств, в Будапеште царило куда более приподнятое настроение. Тогда корону святого Иштвана возложили на рано облысевшую голову тридцатисемилетнего Франца Иосифа, закрепив примирение Австрии с мятежной Венгрией. Это примирение нашло выражение в специальном соглашении – Ausgleich (“Уравнение в правах”), заложившем правовую основу двуединой монархии. Будущее этой громадной страны тогда представлялось если не блестящим, то по меньшей мере вполне приемлемым. Казалось, была найдена удачная модель общежития на подвластных Габсбургам землях Центральной и Восточной Европы. В своем данном Богом праве повелевать многими народами и заботиться об их благополучии австрийская династия не сомневалась. Это правление продолжалось несколько веков – так почему же власть Габсбургов, некогда причислявших к своим предкам римского императора Августа и даже легендарного троянца Энея, не могла длиться вечно?

Корона императора Рудольфа II. 1602 год.

Царствование Франца Иосифа, эти без малого семь десятилетий лишь укрепляли у его подданных такое ощущение. Казалось, почтенный император и его держава есть и будут всегда, они естественны и неустранимы, как восход и закат солнца. Знаменитый английский историк Арнольд Тойнби писал об империях эпохи упадка: “Универсальное государство обнаруживает тенденцию выглядеть так, словно оно и есть конечная цель существования, тогда как в действительности оно представляет собой фазу в процессе социального распада”. Коронация 1867 года была в этом отношении переломным моментом: дунайская монархия перестала быть классической империей, а габсбургский император из носителя абсолютной власти превратился лишь в один из политических институтов нового государства.