Австро-Венгрия: судьба империи

Пражское архитектурное великолепие, в том числе и итальянское, во многом создавалось на еврейские деньги. Правилом это стало со времен главы (примаса) еврейской общины Мордехая Майзеля (1528–1601), щедрого и хитрого ростовщика, переломившего отношение венского двора к иудеям. Майзель одалживал деньги трем императорам, деду, сыну и внуку – Фердинанду I, Максимилиану II и Рудольфу II. Он не поторапливал венценосных должников, не наседал на них с погашением процентов. Майзеля допустили в Хофбург – после того как он снарядил целую армию на войну за чужую для него веру против турок. У Рудольфа II нашлась и другая причина для милости: Майзель оплатил расходы по закупке передового по меркам эпохи оборудования для дворцовой кухни. Майзель, состояние которого было сопоставимо с богатством габсбургской казны, выпросил у императоров для своих пражских соплеменников, с XI века селившихся на восточном берегу Влтавы, множество послаблений. Он построил и содержал школу для бедных детей, театр, Еврейскую ратушу, больницу, общественные бани.

Шесть сохранившихся до наших дней синагог пражского Еврейского города – словно шесть лучей звезды Давида. В гетто каждая семья говорила на языке той страны, откуда была родом. Роль общего языка играл то идиш, то старочешский, то немецкий. Из конца в конец пражской еврейской земли – полчаса прогулки: мимо Старого кладбища и Еврейской ратуши, на башне которой стрелки на размеченном иудейскими письменами циферблате идут в обратную сторону, но время отсчитывают правильно; через расфранченную Парижскую (и впрямь похожую на парижский бульвар) улицу – к мушиной вязи арабесок на фронтоне здания синагоги, расписанного с оглядкой на Альгамбру.

Несмотря на притеснения, которым то в большей, то в меньшей степени подвергались жители гетто, коронованные властители Праги обычно мирились с тем, что без своих евреев им не обойтись. Но не всегда. Самой последовательной гонительницей евреев среди Габсбургов считается Мария Терезия, в 1745 году, после прусской оккупации Богемии, повелевшая очистить пражское гетто, поскольку его жители якобы сочувствовали захватчикам. Заступничество имевших в Еврейском городе финансовые интересы дворян смирило гнев императрицы; платой за возвращение стали ежегодные взносы в государственную казну. Конец затворничеству Еврейского города положил в конце XVIII века Иосиф II, подписавший Акт о веротерпимости. Стены вокруг квартала синагог, получившего в честь либерально-авторитарного монарха название Josefstadt, Йозефов, снесли; евреев допустили в “обычные” школы, потом и в университет; отменили желтые метки на одежде и запреты на профессии. Жидовску улицу переименовали в Йозефову, а теперь она называется и вовсе дистиллированно – Широка.

Йозефов накануне санации. Фото 1890 года.

В 1850 году Еврейский город преобразовали в пятый “регулярный” район Праги. Но социальная дистанция между евреями, чехами и немцами сокращалась медленно. Один из основателей чешскоязычной журналистики, Карел Гавличек Боровский, ставил вопрос следующим образом: “Как сыны Израилевы могут принадлежать к чешской нации, если они семитского происхождения? Невозможно иметь две родины, две национальности, быть слугой двух господ. Тот, кто хочет быть чехом, должен перестать быть евреем”. Горько высказался о судьбе своего народа в начале ХХ века пражский раввин Рихард Федер: “Мы были везде и нигде, потому что были не слишком многочисленны и ни у кого не стояли на пути. Одного мы хотели, одного добивались безуспешно: чтобы никто не мешал нам писать первую букву в слове “еврей” прописной, а не строчной”. Но кое-кому это все же удавалось: евреи, особенно те, кто побогаче, разъезжались по Праге, покупали дома, магазины, фабрики. Некоторые счастливчики, вроде текстильных фабрикантов братьев Иегуды и Мойзеса Поргесов, которые получили дворянские титулы и благородную фамилию фон Портхайм, сказочно обогащались. Беднота ютилась в деревянных трущобах Йозефова.

К концу XIX века только 20 % населения этих кварталов, превратившихся в прибежище люмпен-пролетариата, были евреями. Такими “руины” гетто застал юный Франц Кафка, родившийся в 1883 году в доме на углу нынешних Капровой и Майзловой улиц. Еще через десять лет несколько сотен обветшавших зданий, на первых этажах которых размещались лавки старьевщиков, бордели и дешевые пивные, приговорили к сносу по утвержденному Веной плану. Это мероприятие, равного которому по масштабу не знала Австро-Венгрия, получило название “санация”. С территории бывшего гетто, подсчитал педантичный краевед, вывезли 21 700 повозок строительного мусора. Конечно, тогдашние представления о городском комфорте кажутся убогими: на рубеже веков большинство населения Праги обитало в однокомнатных квартирах, 80 % которых не имели ванных комнат. В старом Йозефове один туалет приходился в среднем на десять семей.