По словам Джиованни Маоли, в первый раз, когда он меня увидел, его во мне что-то сильно поразило. И он тогда же решил, что если кто и будет его женой, то только я (?!). Он поспешил спросить меня, какой я религии. Услышав, что православной, с облегчением заметил: «Одной веры с нашей королевой». Он говорил на плохом французском языке, который меня часто смешил. Адя немного знала итальянский язык и служила переводчиком между мною и Джиованни. Он мне сделал предложение. Я его выслушала и не сказала ни «да», ни «нет», приняла шутя. Адя переживала мучительную тревогу, но ничего мне не говорила. Из дому старшая сестра писала: «Выходи замуж за Джиованни, мы к тебе в Рим приедем на дачу».
Но мы оба смотрели на это серьезно. Он предложил мне оставить искусство: «Мы жен берем для себя…» «Ага, вот как», — подумала я. Открылась огромная разница в понимании положения женщин в Италии и в России. Мы откровенно и прямо поговорили и решили не жениться. Он тяжело принял это решение… Никогда не забуду его слез.
Но весь этот платонический роман был мне очень полезен. Джиованни своим итальянским темпераментом, ярким, шумным выражением своего чувства пробудил в моей душе возможности глубокой любви, которую я вскоре с неудержимой силой и навсегда отдала человеку, который уже давно молча стоял около меня.
Встречи мои с итальянцем происходили главным образом в вилле д’Эсте, куда мы с Адей ездили рисовать довольно часто, а Джиованни каждый день бывал в Тиволи[336]
. Он давал уроки в лицее. Там я читала с ним Петрарку, и он учил меня итальянскому языку. Там у нас произошло окончательное объяснение, и там мы попрощались.Вилла д’Эсте! Необыкновенной красоты место. Одно из самых гениальных созданий в парковом искусстве. Удивляешься художнику (П. Лигорио), создавшему ее. Столько фантазии, остроумия, выдумки в планировке роскошного парка. Он расположен по склону крутого холма. Отдельные места в парке очень красивы, уютны, и в то же время ансамбль соблюден во всем своем единстве и величии. Пленительна терраса, смотрящая на Рим. На ней балюстрада, вазы и маленький, высохший, очаровательный водоем.
Прекрасные изумрудные квадраты бассейнов и в перспективе, наверху холма, «Пегас» с распростертыми крыльями, вставший на дыбы. Как упоителен дурманящий запах сырости, мокрой земли, смешанный с ароматом лавровых и кипарисовых дерев! А как чудно пахнут изгороди и шпалеры из вечно зеленых растений! Особенно я любила прямую тенистую аллею. Вдоль нее стой стороны, где холм подымается вверх, тянется на вышине аршина длинный узенький бассейн, куда падает сбоку из травы множество прерывающихся струй бесконечной вереницей. Я любила, бывало, присесть на мраморный край бассейна и полоскать розовые руки в зеленой воде. Сбоку вдоль бассейна из травы выглядывали, чередуясь, орлы с распростертыми крыльями вперемежку с лилиями, напоминавшими о бывшем величии герцогов Феррары. Трава шелестела под ударами струй, и вода тихо, печально звенела. Так и не ушел бы отсюда!
В центре парка — группа древних кипарисов. Темные мрачные стражи. Почетные свидетели давних событий. Очень хороша вилла в сумеречном освещении. Миражем кажется средневековый городок, проглядывающий сквозь кипарисы. На всем лиловатая замирающая дымка. Башня с зубцами. Собор, плоские крыши и за ними величавый и спокойный профиль голубоватых гор.
«17 мая ездили втроем во Фраскати[337]
. Александр Николаевич по обыкновению был очень мил и весел. Все подтрунивал надо мною, говоря, что у меня в глазах чертики прыгают, чего в Петербурге не было. Адя тоже дразнила меня.Из окна вагона любовались голубыми далями. Прорезывая их, тянулись силуэты древних акведуков. На горизонте рисовался волнистый профиль гор, а совсем близко, в траве, горели огоньки так легко облетающих маков.
Приехав во Фраскати, на площади пили кофе и дивное местное вино. Перед нами расстилалась на горе вилла Альдобрандини с прекрасной решеткой вокруг ее парка.
Долго шли мы по горной дорожке все вверх и вверх до ворот этой виллы. Красивый дворец, но двор его испорчен реставрированными фонтанами и новыми статуями из желтого песчаника. От дворца шла тенистая аллея кривых многолетних дубов. Мы сели там писать этюды. После завтрака отправились на виллу Фальконьери, где нам, к нашему величайшему огорчению, не разрешили рисовать. Восхитительные ворота с сидящими наверху львами. И в парке дивный прямоугольный пруд и окружающие его кипарисы. Но, увы! Честный сторож от нас не отходил ни на минуту, и мы смогли сделать только очень спешные наброски.