Автобиография

«Вот тебе и героическая поэма!» – подумал я.

– Не правда ли, прекрасная история? – спросил родич, зевая.

– Порядочная! – отвечал я рассеянно.

Часа за два до захода солнца кузина подвязала себе щеку и осталась дома, а мы с родичем поехали к новобрачным.

Дорогой я переделал свою героическую поэму на сию скромную «Прогулку с удовольствием и не без морали», а что дальше будет, увидим.

[Кобзаръ] Дармограй

Часть вторая

I

Итак, мы с приятелем вдвоем, то бишь с родичем, поехали в гости к новобрачным, оставив мнимобольную кузину дома обдумывать на досуге, как ей вести себя с выскочкой, очаровательной соседкой. Выехав из села и потом из липовой темной рощи, мы очутились на извилистом живописном проселке, вьющемся по открытому полю, изредка уставленному огромными суховерхими дубами. Проехав легкой рысью версты две, родич мой велел кучеру остановиться около колоссального сухого дуба, положившего свои обнаженные сухие корни, как длинные безобразные ноги, поперек дороги.

– Хотите, – сказал родич, обращаясь ко мне, – я вам покажу темную историческую букву? Вы человек ученый, не нам чета. Может быть, вы ее и прочитаете.

Я просил родича показать мне эту историческую темную букву. Он указал мне на круглую небольшую дыру в стволе дуба, из которой в это мгновение вылетела сова.

– Вишь ты, куда спряталась, – сказал кучер, глядя на улетающую сову.

А родич спросил меня, знаю ли я это дупло? Я отвечал, что не знаю.

– Так отгадайте, если мудрец, – продолжал он таинственно.

– Дятел выдолбил на досуге, я думаю, – сказал я, ни о чем не думая.

– Дятел, только не простой, а чугунный. Посмотрите хорошенько да пощупайте, так и узнаете, какой там сидит дятел, – проговорил он самодовольно.

Я вышел из экипажа, посмотрел в загадочное дупло, и как бы вы думали, что я там увидел? Величины в добрый кулак чугунное ядро.

– Каков дятел, а? – спросил родич, смеясь.

– Хорош, – отвечал я, подходя к экипажу. – Каким же родом и когда он сюда залетел? – спросил я своего спутника.

– А это уже ваше дело. Мы люди темные, как и эта историческая буква. Стало быть, и вы не прочитаете? – продолжал он иронически.

– Не прочитаю, – сказал я, садясь в коляску.

– Полагать надо, что здесь происходило когда-то в старину большое сражение, – проговорил он значительно и, подумавши, прибавил: – А может быть, и артиллерийская мишень где-нибудь близко стояла.

– И то быть может, – сказал я, и мы пустились далее.

Его простая догадка разом разрушила мои мрачные исторические предположения насчет засевшего в дупле ядра, и я взглянул веселее на едва позеленевшее поле, уставленное изредка суховерхими дубами. «И какое могло быть сражение на этой райской местности?» – спросил я сам себя простосердечно, забыв, что и в самом даже раю зарезал брат брата. Едва успел я вспомнить это первое братоубийство, как на горизонте райского поля нарисовались два кургана, и на одном из них торчал какой-то пирамидальный маяк. За двумя большими курганами открылось еще несколько могил меньшего размера. А у самой опушки темного леса, в котором прятался наш извилистый проселок, показалося небольшое земляное четырехугольное укрепление. Точно такой формы и величины, как на поле около Листвена, близ Чернигова, где Мстислав Удалой резался с единоутробным братом своим Ярославом, – с тою разницею, что лиственское укрепление засевается хлебом, а в этом забытом историей бастионе догадливый хозяин сложил в скирды собранный с поля хлеб. Прежде боевая ограда теперь служит оградою плодов трудолюбивого земледельца. Отрадное превращение!

– А мой дурак эконом, небось, не догадается устроить и у себя такой же фольварок, – проговорил мой спутник, глядя на укрепление, украшенное скирдами прошлолетнего хлеба.

– У вас разве есть такое же гнездо? – спросил я его.

– Есть, только поросшее лесом, – отвечал он. – А знатная выдумка! Непременно велю вырубить лес и устроить у себя такую же штуку.

Я не сказал ему ни слова на эту гениальную агрономическую затею, и мы безмолвно въехали в темный безмолвный лес.