Автобиография

Конечно, я была непослушной. Я снова вернулась к своей прежней лжи и капризам. Но вместе со всеми этими проступками я проявляла нежность и милосердие к беднякам. Я старательно молилась Богу и любила слушать, когда кто–то говорил о Нем или читал хорошие книги. Я не сомневаюсь, что вас удивляет такая непоследовательность, но то, что будет описано далее, удивит вас еще больше, когда вы увидите, что такая манера поведения с возрастом лишь укоренилась во мне. По мере созревания моего разума было уже поздно исправлять это безрассудное отношение. Грех усилил свою власть во мне. О мой Бог, Твоя благодать, казалось, удвоилась в сравнении с моей неблагодарностью! Я была похожа на осажденный город, ибо Ты окружил мое сердце, а я лишь обдумывала, как защититься от Твоих атак. Я возводила укрепления вокруг всякого нечестия, каждый день увеличивая число своих беззаконий и, пытаясь тем самым предотвратить Твою победу. Когда была хотя бы видимость Твоей победы над этим неблагодарным сердцем, я поднималась в контратаку, укрепляя свои крепостные валы против твоей благости и пытаясь помешать твоей благодати.

Но только Тебе было под силу одержать надо мной победу.

Я не люблю слышать, когда говорят: «Мы не властны противостоять благодати». Слишком долгое время я испытывала на себе действие своей свободы. Я закрывала ставни своего сердца, дабы не слышать тайного голоса Божьего, который звал меня к Себе. Действительно, с ранней юности из–за болезней или гонений мне пришлось пережить многие разочарования. Девушка, чьим заботам моя мать поручила меня, укладывая мне волосы, била меня и осыпала бранью.

Все, казалось, лишь наказывали меня. Но вместо того чтобы обратить меня к Тебе, о мой Бог, это лишь послужило моему огорчению и разочарованиям. Мой отец ничего об этом не знал, ибо его любовь ко мне была так сильна, что он бы не потерпел такого обращения со мной. Я также его очень любила, но в то же время боялась, ничего ему не рассказывая. Моя мать, часто на меня жалуясь, подтрунивала над ним, на что он неизменно отвечал: «В дне двенадцать часов, и значит, со временем она поумнеет».

Этот суровый процесс воспитания не был самым худшим из зол, причиненных моей душе, хоть он и испортил мой характер, бывший в прежние времена мягким и легким. Но наибольший вред мне причинило желание быть среди тех, кто, лаская меня, на самом деле способствовал моей испорченности и избалованности. Моя мать, видя, что я подросла, отправила меня на время Великого Поста к Урсулинкам, чтобы свое первое причастие я приняла на Пасху, ибо в то время мне исполнялось одиннадцать лет. Там же находилась моя милая сестра, под чей присмотр отец поместил меня. Она удвоила свое попечение обо мне, дабы заставить меня наилучшим образом подготовиться к этому акту поклонения Богу. Теперь я начала думать о том, чтобы искренне посвятить себя Богу. Часто я ощущала битву, которая шла между моими добрыми наклонностями и плохими привычками. Я даже принимала на себя некоторые епитимьи. Поскольку я почти всегда была рядом с сестрой, то, как и все пансионерки ее первого класса, я вскоре также стала весьма рассудительной и учтивой. Было бы жестоко подвергать меня плохому воспитанию, ибо по самой своей природе я была весьма склонна к добру. Я с удовольствием делала то, что желала моя сестра, отвечая на ее мягкое обращение.

Через время пришла Пасха, когда я с великой радостью и посвященностью приняла свое первое причастие. В этой обители я оставалась до дня Святой Троицы. Поскольку моя вторая сестра была учительницей во втором классе, она требовала, чтобы всю неделю ее занятий я проводила в этом классе. Ее манеры, столь противоположные манерам первой сестры, побудили меня оставить свою прежнюю набожность. Я более не ощущала того свежего и радостного пыла, который охватил мое сердце во время первого причастия. Увы! Он продлился так недолго. Мои проступки и падения вскоре возобновились и удалили меня от забот и обязанностей религии.