Нашим командиром был капитан Броутон, маори по национальности, герой Первой мировой войны. Он очень гордился тем, что ему доверили командовать целым скопищем хилых интеллектуалов и гуманитариев, которые должны были проявить доблесть в бою. Он прилагал все силы, чтобы попасть туда, что уклончиво называлось «там, на севере» — в район боевых действий против японцев. Разумеется, нам меньше всего хотелось бы попасть «туда, на север»: это было бы концом для всех нас. Но вот печальный день настал, и наш взвод получил приказ выдвинуться из Мельбурна. Нас послали на север, но не очень далеко, примерно на пятьсот километров, в полевой лагерь Токумваль у границы штатов Виктория и Новый Южный Уэльс.
Капитан Броутон был романтичным человеком, полным забавных идей. Тот факт, что он считал нас будущими военными героями и великолепными солдатами, лучше всего говорит о его восторженном нраве. Так или иначе, приказ был помещен на доске объявлений в лагере Кемп-Пелл, и однажды ночью, вскоре после моего отхода ко сну, чья-то рука начала трясти меня за плечо. Я сплю очень крепко и вижу сны, поэтому если кто-то внезапно будит меня, я просыпаюсь с криком. Я вскочил с постели и вцепился в горло человека, который тряс меня. Конечно же, это оказался капитан Броутон.
«Не пугайтесь, водитель Нойштадтер, это я, ваш командир», — сказал он. «Да, да, сэр», — пробормотал я. «Одевайтесь, мы выезжаем под прикрытием темноты», — распорядился он. На улицах Мельбурна и по дороге к Токумвалю не наблюдалось признаков врага, но было гораздо внушительнее сказать, что мы отбываем под прикрытием темноты, чтобы разбить лагерь на берегу реки у границы двух штатов.
Я быстро натянул форму, затолкал в вещмешок свои немногочисленные пожитки — несколько книг и разные мелочи — и бросил его в кузов грузовика. Вэлли Вюрцбургер тоже находился поблизости, потому что он был трубачом и музыкантом в нашем лагере. Австралийцы сколотили хороший полковой оркестр из еврейских музыкантов, когда-то игравших в ресторанах, концертных залах и что только можно в Европе.
В кузов загрузили барабаны и другие инструменты, а потом Вэлли Вюрцбургер, капитан Броутон и его водитель Хельмут отбыли «под прикрытием темноты».
Я спал так глубоко, что не вполне проснулся. Мы выехали на шоссе, представлявшее собой разбитую дорогу от Мельбурна до Ол-бери — последнего города перед Мюррей-Ривер, протекавшей по границе штатов Виктория и Новый Южный Уэльс. Было темно, хоть глаз выколи, и Вэлли кутался в три или четыре армейских одеяла, дрожа от холода в кузове вместе с инструментами. Я сидел за рулем, капитан Броутон рядом со мной, и, разумеется, я заснул.
Машина съехала в глубокую канаву на обочине дороги. Все инструменты вывалились наружу и раскатились вокруг, но, слава богу, никто не пострадал. Мы вытолкнули грузовик из канавы, а потом мне и Вэлли пришлось собирать разбросанные в кювете и на обочине инструменты и грузить их обратно, пока капитан Бро-утон сидел и наблюдал. В конце концов мы приехали в Токумваль.
Капитан Броутон устроил нас на новом месте, в уютном лагере, расположенном неподалеку от реки. Это было действительно прекрасное место, расположенное в живописной австралийской глубинке, с большими эвкалиптами, которые местные жители называют «смоляными деревьями». Сам Токумваль был крошечным городком с одной главной улицей, великим множеством церквей и еще большим количеством пабов. Нас прикомандировали к другой роте. Новый командир имел под началом около пятисот солдат, которым предстояло работать на железной дороге в Токумвале.
Помню, как капитан Броутон произносил речь перед взводом незадолго до нашего отъезда из Кемп-Пелл. «Что бы вы ни делали, парни, не забывайте, кто вы такие, — сказал он. — Помните, что вы из Восьмого корпуса, и гордитесь этим».
И вот мы попали к офицеру, командовавшему подразделением из пятисот греков — неотесанных и довольно агрессивных парней, которые совсем не ладили с нами. Этот офицер, мягко говоря, без энтузиазма отнесся к нашему прибытию и предпочел бы, чтобы мы провалились сквозь землю. Но капитан Броутон сделал напоследок еще одно доброе дело. Он назначил некоего лейтенанта Томаса на непыльную работенку: присматривать за еврейскими интеллектуалами после битв в пустыне вместе с австралийской армией.
«Кудрявый Томас» — так его называли с истинно австралийским юмором, поскольку он был лысым, как яйцо, — оказался славным добродушным человеком, большим любителем выпивки и женщин. Меньше всего он интересовался повседневной работой и управлением нашего взвода.