Автобиография

После свадьбы мы отправились провести двухдневный «медовый месяц» в Коусе на Филип-Айленд, а затем сняли свою первую жилую комнату (то есть комнату с кроватью и стульями). Помню, как Джун первый раз готовила еду. Раньше ей никогда не приходилось готовить. Она жарила сосиски, а я стоял рядом с ней на коммунальной кухне. Это было просто чудовищно! Мы делили кухню с супругами Маскелл, жившими в соседней комнате. Они каждый день снова и снова заводили одну и ту же запись под названием «Ром и кока-кола» да еще и подпевали под мелодию. Эта проклятая музыка звучала день и ночь.

Однажды я постучал в их дверь и попросил: «Пожалуйста, прекратите». Дверь открылась, и в коридор вышел здоровенный австралиец. Я никогда не был любителем подраться и не отличался мускулистостью. Он сказал: «Сейчас я сверну твою паршивую шею, ублюдок, и разобью твою поганую башку об эту поганую стену». Мне ничего не оставалось, как втянуть голову в плечи и поскорее вернуться в свою комнату. Он бросился следом и попытался вышибить дверь с криком: «Выходи и дерись, ублюдок, выходи и дай мне надрать твою поганую задницу!»

Итак, наш с Джун первый семейный обед состоял из сосисок. Она положила масло на сковородку, а я стоял рядом и наблюдал за ней. Я очень гордился ей. Потом она бросила сосиски на сковородку, и они сразу же лопнули — то ли из-за жира, то ли из-за масла, то ли еще из-за чего. Разумеется, брызги полетели ей на платье. У Джун вспыльчивый нрав, и ее ирландское упрямство иногда дает о себе знать. Что же она сделала? Схватила сковородку, вывалила сосиски на пол и энергично выругалась. Но я сказал: «Давай-ка, подними сосиски и положи их обратно на сковородку. Я хочу есть!»

В следующий раз мы поссорились из-за Доры. В субботу во второй половине дня у мельбурнцев было принято проводить время в пивных на открытом воздухе. Мы с Дорой договорились встретиться и выпить пива в Фолкнер-Парке. Я пробыл там два, может быть, три часа, потом вернулся домой, и Джун спросила: «Где ты был, Хельмут?» Я выпил довольно много пива и разомлел от жары, поэтому зевнул и ответил: «Выпил несколько бокалов пива вместе с Дорой». Джун пришла в ярость. Не помню ее слов, но помню, что она была страшно возмущена тем, что я пил пиво с Дорой в первую же субботу после нашего медового месяца. Она закатила такую сцену, что я сказал: «Послушай, дорогая, я пойду прогуляюсь. Надеюсь, что ты успокоишься, когда я вернусь». И я ушел, потому что ненавижу ссоры. В конце концов, я не сделал ничего плохого — просто выпил пива вместе с Дорой. Поэтому я вышел на улицу и погулял еще часа два, а когда вернулся, она действительно успокоилась. С людьми так обычно бывает. Я до сих пор так реагирую на ссоры — не вступаю в них, а просто молчу или ухожу. На следующий день инцидент можно считать исчерпанным. Я не из тех, кто может снова и снова припоминать былую обиду.

Чтобы мы могли есть и платить за квартиру, я делал портреты и свадебные фотографии. Я очень не любил фотографировать на свадьбах. В субботу во второй половине дня я устанавливал свою камеру перед церковью, рядом с тремя или четырьмя соперниками, жаждавшими запечатлеть новобрачных. Приходилось быть настороже, потому что сосед запросто мог открыть кожух камеры и засветить вам пленку. После съемки фотограф вручал свою визитку в надежде, что супруги обратятся в его студию и сделают заказ.

Работа Джун заключалась в том, чтобы сидеть в студии и продавать свадебные фотографии женихам и невестам. Они могли выбрать черно-белые или сепиевые снимки, ручную раскраску (что стоило дороже) и миниатюры в крошечных золотых рамках, которые существенно увеличивали наши доходы из-за пробы металла, вытисненной на них.

К несчастью, Джун была худшей продавщицей, какую только можно найти, и испытывала отвращение к торговле. Я до сих пор помню ее в нашем маленьком офисе, сидящей за столом напротив клиента. Она показывала образцы рамок, увеличенные готовые снимки и свадебные альбомы — в общем, делала что могла. Она знала, как много зависит от продажи. Время от времени я открывал дверь, чтобы посмотреть, как у нее идут дела. Продала ли она хоть что-нибудь? Какое у нее настроение? Каждый раз я падал духом, потому что знал, что все это ее адски раздражает. Образцы были разложены по столу для всеобщего обозрения, однако хороших заказов, как я надеялся, было ничтожно мало.

Однажды Джун спросила: «Если ты так не любишь снимать чужие свадьбы, почему бы не брать за фотографии двадцать пять фунтов вместо десяти?» — «Не знаю, захочет ли кто-нибудь вообще иметь дело со мной за такую цену, — ответил я. — Нам нужны деньги, и десять фунтов сегодня лучше, чем двадцать пять фунтов неизвестно когда». Но она уговаривала меня до тех пор, пока я не согласился попробовать. Я увеличил цену более чем в два раза и обнаружил, что люди по-прежнему обращаются ко мне с заказами. Это было очень хорошо.