Я не помню, достиг ли я в той египетской жизни хотя бы временного счастья, соразмерного той жертве, которую я сделал в погоне за ним, но кармические последствия были необычными. Насколько я понимаю ход событий, за мной в тот момент не числилось плохой кармы, достойной упоминания. А как известно изучающим оккультизм, закон кармы даёт нам то, чего мы желаем, если мы не ставим на пути препятствий неверными действиями, несовместимыми с осуществлением наших желаний. В той египетской жизни я ясно показал, что моим высшим желанием было личное счастье, т.е. я желал наслаждаться любовью Веры. Нарушенный мной обет имел отношение к моему духовному прогрессу, и карма этого поступка не действовала в отношении мирских обстоятельств. С тех пор она проявлялась, и достаточно разнообразно, но не стояла на пути моего главного желания. Так что в своей следующей жизни (опять я вынужден вставить примечание — с тех пор я узнал, что до римского периода у меня были и другие египетские жизни, хотя общий ход моего рассказа и не потребует больших поправок) я воплотился в Риме в I веке просто баловнем судьбы — среди этих благ было и богатство, и высокое положение, — и с Верой, тогда тоже воплотившейся, в качестве моей жены.
В мою задачу сейчас не входит углубляться в подробности той жизни, даже в той ограниченной степени, в какой позволяет это сделать моя осведомлённость. Достаточно сказать, что все обстоятельства способствовали моей свободе следовать каждому эгоистическому побуждению, и я создал то, что называют плохой кармой, в примечательном изобилии. Я не имею в виду, что я стал жертвой излишеств, составивших той эпохе дурную славу, но очевидно, моим главным занятием была погоня за мирскими удовольствиями — что, помимо многих других последствий, которые я могу лишь смутно соотнести с прошлым, глядя на опыт нынешней жизни, привело к явной измене жене. Я понимаю, что искренне её любил, но другие привязанности, созданные мною, оскорбляли её и причиняли ей боль.
И именно характер той римской жизни (если можно считать мою елизаветинскую жизнь интерлюдией, относящейся к совсем другому потоку кармы) послужил причиной того, что неумолимым законом я был брошен в многочисленные неприятности той жизни, которая теперь близится к завершению. Друзья, которые думают обо мне просто как о привилегированном человеке, которому посчастливилось выдавать миру оккультное учение, не имеют понятия о тех мрачных тяготах, через которые я прошёл в ранний период своей жизни.
Мне дали понять, что мой дед был процветающим врачом, который по моде той эпохи проиграл своё состояние. Его сыновьям пришлось выплывать или тонуть самим, оставленными на произвол судьбы. Мой отец выплыл на журналистике и литературе. В 1825 г. он женился на моей матери Джейн Фрай, о жизни которой я знаю очень мало. Он умер в 1844 г. в возрасте около 45 лет, оставив мою мать и её семью без средств к существованию. Я родился 18 января 1840 г.; точной записи времени рождения у меня нет. Я только знаю, что это было поздно вечером. Моя жена, изучавшая астрологию, уточнила время как 22:30 или 22:45.
Нас было несколько детей. Старшая, Джулия, была многообещающей девочкой, поэтически одарённой, но умерла совсем молодой вскоре после смерти отца. Следующая, София, дожила до преклонного возраста, но провела многие годы прикованной к постели. У неё был заметный художественный талант, но она страдала от плохого здоровья и бросила живопись, не успев добиться признания. Мой брат Фредерик заболел лёгочной болезнью ещё в молодости, уехал в Австралию, добился там успеха как журналист и умер примерно в 1886 или 1887 г. Следующий ребёнок, моя сестра Эллен (ещё живущая, когда я это пишу) в юности зарабатывала гувернанткой, но удачно вышла замуж за Эдварда, сына известного филантропа-просветителя Уильяма Эллиса. У неё есть дочь и несколько сыновей, и у всех дела идут неплохо. Они сменили свою фамилию на де Везэн, как они по праву должны называться, потому что такой была первоначально фамилия их семьи во Франции.
Как известно изучающим оккультизм, мы не приходим в воплощение по одиночке, вне связи с теми, с кем уже были связаны в прошлых жизнях. И хотя позднейшие исследования позволили мне выявить среди своих современников достаточное количество друзей и родственников по прошлым жизням, нынешняя родственная связь не обязательно коренится в прошлом. Насколько я мог пока что убедиться, у меня не было кармических уз, привязывающих меня к семье, в которой я родился в этой жизни. Моя карма, я полагаю, предполагала болезненное воплощение и необходимость страданий, что моё окружение и обеспечивало.