Автобиография для отдела кадров. Отчет о проделанной жизни

И еще что-то в том же духе, пока парень не скрылся за дверями гостиницы. И тогда она замолчала. Котенок и метла были в руках у Женьки. А парня – не было. И это хорошо, и это ладненько, и нечего расслабляться по пустякам!

– А котенка я, пожалуй, себе оставлю, – решила Женька.

Она стукнулась к поварихам в столовскую кухню, отдала им на время своего звереныша, который уже начал показывать характер (пищать и вырываться), и продолжила работу.

Юра Хмельницкий поднялся к себе на четвертый этаж, вошел в номер, тихонько, чтобы не будить спящих, достал из-под корабельных часов на тумбочке – часы были предметом особой гордости Юры – достал тетрадь для этюдов, взял угольный карандаш и расположился за столом рисовать…»

(С. Бойко «Лавров и Порфирий, «День “Д”. Повесть конца эпохи развитого социализма»)

* * *

На Семипалатинском полигоне мы детально фиксировали подготовку Изделия к имитации пятикилотонного ядерного взрыва и сам этот весьма эффектный подрыв. Все это скромно называлось «Опыт»…

Я закрыл визир «Конваса» шторкой и покрепче ухватил штатив своей кинокамеры, чтобы нас не снесло от удара.

Когда после взрыва полетели, опережая друг дружку и сбивая пыль с пересохшей травы, две волны – ударная и звуковая, мы успели посоветовать Володе Братславскому перепрыгнуть через них, что он и сделал – весьма ловко, не смотря на свои габариты. Но на самом деле волны были не такими «низкорослыми», как казались, когда неслись к нам по степи. Они обе были воздушными, и Брат знал об этом, потому что был очень образованным юношей. Но все же подпрыгнул…

* * *

Из этой командировки я привез домой кучу впечатлений и три литра спирта. Мне казалось – очень много. Я не знал, что кинооператор Игнатенко отхватил себе целую канистру, а наш консультант хапнул аж 50 кило спирта-ректификата! Странно, что к концу командировки вообще что-то осталось, – ведь его нам выдали со склада еще в самый первый день – хоть и целую бочку, но на всю ораву и почти на два месяца. Слону дробина, жана-семей! Осталось, однако…

* * *

В конце декабря мы с юной Леной поженились, отпраздновали свадьбу на фабрике-кухне в Подлипках, и прямо из-за стола, оставив гостей допивать, доедать и танцевать, отправились по путевке, которую устроил нам ее папа, тесть Лев Георгиевич, – отправились на Ленинградский вокзал, чтобы ехать в Питер. До вокзала нас проводил Сашка Базин, мой свидетель.

Глава 5. Чюрлёнис

Серёге Чурляеву по прозвищу «Чюрлёнис» было 29 лет, он был холост, работал осветителем на нашем филиале киностудии Министерства обороны в Подмосковном Болшево и большую часть своего молодого времени проводил в командировках. В выпивке отдавал предпочтение крепленым винам: мог в один присест выпить бутылку «Агдама», вытереть свои пышные усы чистым носовым платком и извиниться:

– Прошу прощения, пить очень хотелось!

На «Будь здоров!» неизменно отвечал: «И ты не хворай!» Был дружелюбен, расположен к полноте и исключительно чистоплотен: подолгу любил плескаться в ванне, если гостиничный номер располагал таковой, и ежедневно стирал после работы свои безупречные рубашки, носки и носовые платки. В отличие от осветителя Лёвы Нигматулина, Чюрлёнис использовал носовой платок по назначению и подшучивал над Лёвой, который сморкался исключительно в пол, после чего доставал платок и вытирал нос.

На моих глазах, в общественном автобусе города Пенза, какой-то подвыпивший меломан со словами «Валера, ты жив?!» кинулся обнимать Серегу Чурляева. Чюрлёнис отстранился и вежливо заметил:

– Простите, но вы ошибаетесь.

Выяснилось, что фанат вокально-инструментальной группы «Песняры» принял Чурляева за ее лидера Валерия Мулявина, погибшего несколько лет назад на гастролях в Ялте…

* * *