Автобиография Элис Би Токлас

Гертруда Стайн обожала жару и прямой солнечный свет хотя и уверяла всегда что идеальный климат это зимой в Париже. В те времена она всегда предпочитала выходить на прогулку ближе к полудню. И я частенько ходила с ней вместе хотя никогда не питала особой любви к летнему солнцу и сейчас не питаю. Позже уже в Испании я иногда садилась под дерево и плакала она же на солнце была неутомима. Она даже могла лежать на самом солнцепеке и смотреть прямо на летнее полуденное солнце, она уверяла что это успокоительно действует ей на глаза и голову.

Публика во Флоренции встречалась довольно забавная. Там были Беренсоны и на сей раз с ними была Глэдис Дикон, всемирно известная красавица, но после зимы проведенной в Монмартре Гертруда Стайн находила что известную красавицу слишком легко шокировать чтобы она была интересна. Потом были еще первые русские, фон Хайрот и его жена, та самая у которой потом было еще четыре мужа и которая однажды с приятной улыбкой заметила что со всеми ними у нее всегда были самые теплые дружеские отношения. Он был глуп но симпатичен и рассказывал типичные русские истории. Потом были еще Торольды и великое множество всяких прочих. Но самое главное там была английская библиотека где давали книги на дом и там было полным-полно разного рода странных жизнеописаний которые служили для Гертруды Стайн источником бесконечного наслаждения. Однажды она рассказала мне что в юности читала так много, читала все подряд от елизаветинцев до современной литературы, и какое у нее было ужасное предчувствие что настанет такой день когда читать ей будет нечего. Этот страх преследовал ее долгие годы но так или иначе хотя она все читает и читает но тем не менее постоянно умудряется найти что-нибудь еще что можно почитать. Ее старший брат не уставал жаловаться что каждый божий день он везет из Флоренции целую кипу книг, и точно такую же кипу все равно приходится везти обратно.

Именно тем летом Гертруда Стайн начала свою большую книгу, Становление американцев.

Начиналась она со старой неоднократно обкатанной темы записанной еще в Радклифе.

«Однажды сердитый человек волоком тащил своего отца по земле его же собственного сада. "Стой!" в конце концов сквозь стоны крикнул старик. "Стой! Дальше этого дерева я своего не таскал".

«Трудно изжить тот характер с которым мы рождаемся на свет. Ибо в юности мы более всего нетерпимы к нашим собственным недостаткам которые отчетливо замечаем в других и сами отчаянно стараемся от них избавиться; но мы стареем и до нас доходит что из всех возможных недостатков эти, наши, куда безобиднее прочих, более того, они любому характеру способны придать некое особенное очарование, и вот наша борьба с ним сходит на нет». И в итоге должна была выйти семейная сага. Семейная сага в итоге и вышла но к тому времени как я приехала в Париж из нее должна была выйти сага обо всех на свете человеческих существах, всех кто когда-либо жил живет сейчас или мог бы появиться на свет.

За всю свою жизнь Гертруда Стайн ничему так не радовалась как она радуется сейчас французскому переводу ее книги над которым работают Бернар Фай и мадам Сейер. Она только что просмотрела весь текст вместе с Бернаром Фаем и по ее собственным словам, по-английски это текст просто волшебный и по-французски он выходит столь же волшебно. Эллиот Пол, еще в бытность редактором Транзишн как-то раз сказал что проза Гертруды Стайн могла бы стать бестселлером во Франции. Похоже что его предсказание сбудется.

Но вернемся к тем давним временам в Каза Риччи и к первым наброскам тех длинных предложений которым суждено будет изменить литературные вкусы многих и многих людей.

Гертруда Стайн работала над началом Становления американцев буквально на износ и вернулась в Париж словно зачарованная собственным текстом. Именно в эту пору она работала по ночам каждую ночь и часто заря заставала ее за работой. Она вернулась в Париж и в Париже воздух был наэлектризован. Во-первых она вернулась к портрету а портрет был дописан до конца. Вернувшись из Испании Пикассо в первый же день сел и написал голову Гертруды Стайн просто по памяти, из головы. И когда она увидела портрет они оба остались довольны. Как ни странно никто из них не помнит какой была голова до того как Пикассо ее написал. Об этом портрете есть еще одна совершенно очаровательная история.

Несколько лет назад Гертруда Стайн подстригла волосы коротко а до того она всегда носила волосы уложенными на макушке на манер короны и Пикассо именно так ее и написал она подстригла волосы коротко, и день или два спустя она вошла в комнату а комната была в анфиладе и Пикассо оказался несколькими комнатами дальше. На ней была шляпка но он увидел ее через два дверных проема бросился к ней и крикнул на бегу, Гертруда, что случилось, что случилось. С чем случилось, Пабло, спросила она. Дай-ка я гляну, сказал он. Она дала ему глянуть. А как же мой портрет, он был просто в ярости. Потом выражение его лица стало мягче он добавил, mais, quand meme, tout у est, впрочем, там уж все это есть.