Автобиография Элис Би Токлас

Нам давно хотелось выстроить переход между студией и флигелем а поскольку для этого все равно надо было пробивать в стене дверь и еще штукатурить мы решили заодно выкрасить студию и переклеить в доме обои и провести электричество. И мы начали все это устраивать. Закончили мы едва-едва к концу июня и дом был еще в полном беспорядке когда Гертруда Стайн получила письмо от Джона Лейна с извещением о том что он завтра же будет в Париже и непременно зайдет навестить нас.

Мы работали как проклятые, то есть работали как проклятые я и консьерж и Элен и привели в порядок комнату где можно было его принять.

Он привез с собой первый номер Бласт[99] Уиндема Льюиса и подарил его Гертруде Стайн и хотел знать что она по этому поводу думает и будет ли она для журнала писать.

Она сказала что не знает.

Потом Джон Лейн спросил ее не окажется ли она в июле в Лондоне поскольку он уже почти принял решение переиздать Три жизни и не привезет ли она с собой еще какую-нибудь рукопись. Она сказала что так и сделает и предложила сборник написанных ей к этому времени портретов. Становление американцев даже не рассматривалось потому что слишком длинное. На том и договорились и Джон Лейн уехал.

В те времена Пикассо жил на рю Шёльхер и жизнь у него была довольно грустная и он собирался переехать еще дальше в Монруж. Не то чтобы он был в это время несчастлив но мне после Монмартра ни разу не доводилось слышать его высокого похожего на лошадиное ржание смеха. Его друзья во множество своем последовали за ним на Монпарнас но это было уже совсем не то. С Браком прежней близости уже не было а из старых друзей он продолжал часто видеться только с Гийомом Аполлинером и с Гертрудой Стайн. С этого года он начал писать не теми красками которыми обычно пишут художники a ripolin[100]. Они, говаривал он с мрачным видом, суть le sante des couleurs, иначе говоря без них здоровых красок не бывает. В те времена он все свои картины и вообще все что угодно писал ripolin и до сих пор пишет, и многие его последователи из молодых и старых тоже.

Именно тогда он начал делать конструкции из бумаги, из жести и вообще из всего что попадет под руку, что и позволило ему потом сделать знаменитую декорацию к Параду.

Именно в те времена Милдред Олдрич окончательно собралась перебраться на Марнское взгорье. Она тоже была не то чтобы несчастлива но какая-то грустная. Весной по вечерам она часто просила нас взять такси и отправиться с ней просто покататься как она говорила в последний раз вместе. И она куда чаще чем прежде стала ронять ключ в лестничный проем когда говорила нам со своей верхотуры на последнем этаже в многоквартирном доме на рю Буассонад доброй ночи.

Мы часто выбирались с ней за город посмотреть ее дом. В конце концов она переехала.

Мы съездили на день к ней в гости. Милдред была не то чтобы несчастлива но какая-то очень грустная. Занавески я все повесила, книги расставила, кругом чистота и что же мне теперь делать, сказала Милдред. Я рассказала ей что мама рассказывала мне что когда я была маленькая я всегда так говорила, и что же мне теперь делать, и только время от времени для разнообразия задавала другой вопрос, и что же мне делать теперь. Милдред сказала что хуже всего что мы теперь едем в Англию и что она нас не увидит все лето. Мы ее заверили что нас не будет всего-то месяц, и что у нас обратные билеты, так что все равно никуда не денешься, и что как только мы вернемся сразу же к ней. Но как бы то ни было Милдред Олдрич была рада что теперь у Гертруды Стайн есть издатель который и в самом деле собирается публиковать ее книги. Но с Джоном Лейном поосторожней, он старая лиса, сказала она, и мы поцеловались на прощанье.

Элен тоже ушла с рю де Флёрюс, потому что ее мужа повысили на заводе до мастера и он больше не хотел чтобы она работала у чужих людей а чтобы сидела дома.

Короче говоря с весны или с начала лета девятьсот четырнадцатого года прежней жизни не стало.

6. Война

Жившие в Европе до войны американцы никогда по-настоящему не верили что будет война. Гертруда Стайн часто рассказывает про сынишку консьержа который, играя во дворе, регулярно примерно раз в два года принимался уверять ее что папа уходит на войну. Однажды в Париж приехали ее двоюродные братья и наняли в прислуги деревенскую девушку. Это было во время русско-японской войны и они все обсуждали последние известия с фронта. Она испугалась уронила блюдо и закричала, что немцы уже идут.

Отец Уильяма Кука семидесятилетний старик из Айовы в первый раз приехал в Европу летом девятьсот четырнадцатого. Когда объявили о начале войны он отказывался в это верить и объяснял что он конечно может понять если в семье начнется драка, проще говоря гражданская война, но всерьез воевать с соседями ну уж нет.