Думаю, избавиться от меня сразу и решительно у них не получилось потому, что Синедрион никогда не бывает единодушен. Саддукеи заняли в нем большинство мест и терпеть не могут фарисеев, которых народ любит больше и которые приравнивают к Слову Божию письменное Предание. Саддукеи подыгрывают Риму, а фарисеи – черни. Да еще есть среди этих почтенных мужей риторы, представляющие интересы богатых купцов, землевладельцев и аристократии. Они, как всегда, боролись друг с другом, а я являлся силой, которую можно было привлечь на свою сторону. Так и решил поступить первосвященник Каиафа, хотя не знаю зачем, ведь его власть была незыблемой. Наверно, он решил поиграть со мной и посмотреть, что из этого выйдет.
Произошло это так. Мы покинули дом Лазаря в Вифании и отправились в Иерусалим. Был полдень. Толпа, сопровождавшая нас, значительно увеличилась. Я понимал, что должен войти в город триумфатором – человеком, который смог воплотить в себе чаяния народа. Я волновался, продумывая, как вести диалог с Синедрионом, как предложить свои реформы… Я представлял себя в огромных покоях префекта провинции, мы обсуждали с ним, как перестроить Иерусалим, ведь преобразования на землях Израиля надо начинать с главного города… Я мысленно говорил с префектом о том, что надо немедленно и навсегда запретить казни на крестах, объяснял, что необходимо создать вместо иешив новые бесплатные школы для всех, где можно будет изучать философию, математику, астрономию и медицину… Префект удивлялся, но был согласен со всеми предложениями, ведь он образованный римлянин, а не сумасбродный старец из Синедриона… Я видел Иерусалим без рабов, со множеством деревьев на улицах, в нем не было недовольных людей, а тот, кто нуждался, всегда получал помощь. Вся земля Израиля вслед за этим меняла свой облик, а римляне удивлялись тому, как прекрасна и благоразумна их далекая провинция.
Я действительно верил в это.
Если я мог иногда творить малые чудеса, если Господь вложил в меня этот дар, как свиток мезузы в кожух, я должен был подарить евреям чудо нового царства. Может быть, моей жизни не хватило бы на это, но я бросил бы зерно в почву.
Я не хотел верить в то, что на камнях Иудеи не может вырасти ничего, кроме редких колючек.
Я брел по пыльной дороге с учениками, которые были грустны, потому что боялись. Нас окружал, как обычно, сброд. Было жарко. По дороге двигалось множество людей – кто в Иерусалим, кто обратно. Некоторые солидно одетые евреи показывали на меня пальцем и смеялись. Проехал римский патруль, начальник которого посмотрел на нашу процессию с большим подозрением.
В двух стадиях от Иерусалима у дороги стояла таверна, над которой был вывешен флаг – знак того, что хозяин получил новое вино, и я решил выпить там вина, чтобы оно успокоило меня перед входом в город. Успокоило, умиротворило и воодушевило. Ничего в тот час не могло помочь мне лучше вина. Вино – это огонь проповедника, вулканический дар земли, укрепляющий умственное равновесие и очищающий духовный эфир.
Я вошел в таверну с учениками и женщинами, толпа осталась снаружи. Точнее, какой-то старик из моих последователей, опираясь на костыль, хотел прошмыгнуть следом за нами, но хозяин заведения тут же выгнал его пинками обратно на улицу – слишком уж он был вонюч и грязен.
Нам принесли охлажденного вина. Оно оказалось хорошим, из Эшкола. Я выпил две кружки, и химеры тревоги отступили. Ученики тоже почувствовали себя увереннее, Андрей и Симон стали спорить, где нам лучше остановиться в Иерусалиме, Матфей достал свои свитки и принялся что-то писать, а Магдалина уединилась с хозяином таверны, чтобы расплатиться – за вино и кое-какую снедь – своей любовью, тем самым сберегая наши средства. Я не препятствовал этому и совершенно не ревновал Магдалину – я уже был выше всех этих земных страстишек, да и что мог изменить в судьбе Магдалины какой-то пузатый трактирщик с маленьким зайином, если она перед этим отдалась уже тысячам мужчин?
Следом за нами в таверну вошел высокий человек в дорогой, но скромной одежде: светлый хитон из крученого виссона, темно-коричневый шелковый плащ. На поясе в серебряных ножнах у него висел тонкий кинжал с рукоятью, украшенной смарагдами.
Окинув взглядом посетителей таверны, он подошел к нашему столу и сел напротив меня. Он был среднего возраста. Еврей. Сухое, гладко выбритое лицо с тонким носом. Умные серые глаза.
– Ты ведь Йесус, да? Я хочу поговорить с тобой об одном важном деле, – сказал он. – Но это секретный разговор, пусть твои люди отойдут.
– Это мои ученики, я им доверяю, – ответил я. – Пусть останутся. Кто ты?