Автобиография йога

О, отшельник, взываю к тебе подлинными словами
Старого гимна Сама: «Восстань! Пробудись!»
Обратись к тому, кто хвастается знанием шастр.
Пусть он оставит тщетные педантичные споры.
Побуди этого глупого хвастуна выйти вперед,
Встать перед ликом природы, на эту просторную землю.
Отправь этот призыв своей группе ученых.
Вместе вокруг твоего жертвенного костра
Пусть они все соберутся. Пусть так же и наша Индия,
Наша древняя земля вновь станет сама собой.
O, пусть она снова вернется к упорной работе,
К долгу и преданности, к экстазу
Искренней медитации. Пусть воссядет она,
Вновь невозмутимая, лишенная жадности и раздоров, чистая,
На своем высоком троне,
На трибуне наставника всех народов.

Глава 9 Благословенный последователь и его история неземной любви

– Маленький господин, пожалуйста, присядьте. Я разговариваю с Божественной Матерью.

В великом благоговении я молча вошел в комнату. Ангелоподобная внешность Мастера Махасайя буквально ослепила меня. С шелковистой белой бородой и большими блестящими глазами, он казался воплощением непорочности. Его приподнятый подбородок и сложенные на груди руки сообщили мне, что мой первый визит потревожил его в разгар молитв.

Его простые слова приветствия как никогда потрясли меня до глубины души. Горькую разлуку со своей усопшей Матерью я считал мерой всех страданий. Теперь агония разлуки с Божественной Матерью стала для меня неописуемой пыткой духа. Я со стоном упал на пол.

– Маленький господин, успокойтесь! – святой был глубоко огорчен моим несчастным видом.

Я не сомневался в том, что Мастер Махасайя вел личную беседу с Вселенской Матерью.

Ощущая себя затерянным в одиночестве посреди океана, я вцепился в его ноги как в единственный спасательный плот.

– Святой господин, молю о заступничестве! Спросите Божественную Мать, сжалится ли Она надо мной?!

Такое обязательство нельзя брать на себя необдуманно, учитель был вынужден промолчать.

Я не сомневался в том, что Мастер Махасайя вел личную беседу с Вселенской Матерью. Меня глубоко унижало осознание того, что мои глаза не способны Ее видеть, хотя прямо в этот момент Она доступна непогрешимому взгляду святого. Беззастенчиво цепляясь за его ноги, глухой к его мягким увещеваниям, я снова и снова умолял его о заступничестве и милости.

– Я передам твои мольбы Возлюбленной, – Мастер уступил мне со слабой сочувственной улыбкой.

Какая же сила таилась в этих нескольких словах, обещающих моей скромной персоне освобождение от жестокого изгнания!

– Господин, помните о своем обещании! Я скоро вернусь за Ее ответом! – радостное предвкушение зазвенело в моем голосе, хотя всего мгновение назад меня сотрясали горестные рыдания.

Спускаясь по длинной лестнице, я был переполнен воспоминаниями. Этот дом на Амхерст-стрит, 50, где теперь проживал Мастер Махасайя, когда-то был домом моей семьи, местом смерти моей Матери. Здесь мое человеческое сердце разбилось из-за потери Матери, и именно здесь сегодня мой дух был словно распят отказом Божественной Матери явиться мне. Священные стены, безмолвные свидетели моих тяжких ран и окончательного исцеления!

Пружинистой походкой я вернулся в свой дом на Гурпар-роуд. В поисках уединения я укрылся на маленьком чердаке и пробыл в медитации до десяти часов вечера. Темнота теплой индийской ночи внезапно озарилась чудесным видением.

Окруженная ореолом великолепия, Божественная Мать стояла передо мной. Ее лицо, с нежной улыбкой, воплощало саму красоту.

– Я всегда любила тебя! И всегда буду любить!

Ее божественный голос еще звенел в тишине моего убежища, но сама Она уже исчезла.

Едва на следующее утро солнце взошло на небосклон, как я нанес свой второй визит Мастеру Махасайя. По лестнице дома, с которым у меня было связано столько мучительных воспоминаний, я поднялся до комнаты на четвертом этаже. Ручка закрытой двери была обернута тканью, я почувствовал намек на то, что святой желал уединения. Пока я в нерешительности топтался на лестничной площадке, хозяин дома приветливо распахнул дверь. Я преклонил колени у его святых стоп. Пребывая в игривом настроении, я изобразил серьезное выражение лица, чтобы скрыть внутреннюю эйфорию.

– Господин, я пришел – признаю, очень рано! – за новостями. Говорила ли Возлюбленная Мать что-нибудь обо мне?