В другой день я, возможно, ответил бы с раздражением, но на этот раз вытер свое опухшее от слез лицо и покорно спустился вниз. Вместе с Хабу мы отправились на отдаленный рынок в бенгальском районе Бенареса. Неласковое солнце Индии еще не вошло в зенит, когда мы приступили к покупкам на базаре. Мы пробирались сквозь пеструю толпу домохозяек, проводников, священников, небогато одетых вдов, величавых брахманов и вездесущих священных быков. Проходя по неприметному переулку, я повернул голову и окинул взглядом узкое пространство.
В конце переулка неподвижно стоял Христоподобный человек в оранжевом одеянии свами. Он тут же показался мне давно знакомым, и я жадно впился в него взглядом. Затем меня охватило сомнение.
«Ты путаешь этого странствующего монаха с кем-то из своих знакомых, – подумал я. – Мечтатель, иди дальше».
Через десять минут я почувствовал сильное онемение в ногах. Словно превратившись в камень, они не могли нести меня вперед. Я с трудом повернулся, и мои ноги пришли в норму. Я повернулся в противоположную сторону – снова странная тяжесть придавила меня к земле.
«Святой, как магнитом, притягивает меня к себе!» – с этой мыслью я сунул свои свертки в руки Хабу. Он с изумлением наблюдал за моими странными движениями ног, а теперь разразился смехом.
– Что на тебя нашло? Ты с ума сошел?
Бурные эмоции помешали мне что-либо возразить, я молча умчался прочь.
Возвращаясь по своим следам, как на крыльях, я добрался до узкого переулка. В глаза сразу же бросилась неподвижная фигура. Тот человек пристально смотрел на меня. Несколько торопливых шагов – и я склонился к его стопам.
– Гурудев![68]
Именно это святое лицо так часто являлось мне в видениях. Эти безмятежные глаза, львиная грива волос и заостренная бородка часто проступали сквозь мрак моих ночных грез, неся с собой обещание, которое я не до конца понимал.
– О мой родной, ты пришел ко мне! – мой гуру снова и снова произносил эти слова на бенгальском, и его голос дрожал от радости. – Сколько лет я ждал тебя!
Мы одновременно умолкли, слова казались величайшим излишеством. Красноречие текло беззвучным пением из сердца мастера к ученику. С помощью неоспоримого интуитивного прозрения я почувствовал, что мой гуру познал Бога и приведет меня к Нему. Налет этой жизни был стерт хрупким проблеском воспоминаний о предыдущих воплощениях. Какими яркими мне показались увиденные картины времени! Прошлое, настоящее и будущее сменяли друг друга по кругу. Уже не в первый раз солнце заставало меня у этих святых стоп!
Взяв за руку, мой гуру повел меня в свое временное жилище в городском районе Рана Махал. Атлетический сложенный, он шел уверенной походкой. Высокий, статный, достигший в то время возраста примерно пятидесяти пяти лет, гуру двигался активно и энергично, как юноша. Его темные глаза были большими и прекрасными, в них светилась безграничная мудрость. Слегка вьющиеся волосы смягчали черты поразительно волевого лица. Сила в нем неуловимо смешивалась с мягкостью.
Когда мы вышли на каменный балкон дома с видом на Ганг, гуру ласково сказал:
– Я отдам тебе свою обитель и все, чем владею.
– Господин, я пришел к вам в поисках мудрости и общения с Богом. Вот какие богатства и сокровища от вас мне нужны!
Быстрые индийские сумерки опустились полупрозрачной завесой, прежде чем мой учитель заговорил снова. В его глазах светилась бездонная нежность.
– Я дарю тебе свою безусловную любовь.
Бесценные слова! Прошло четверть века, прежде чем я вновь услышал из уст своего гуру уверения в любви. Он не любил пылких речей, его глубокое, как океан, сердце выражало любовь безмолвно.
– А ты подаришь мне такую же безусловную любовь? – он посмотрел на меня с детской доверчивостью.
– Я буду любить вас вечно, Гурудев!
– Земная любовь эгоистична и глубоко уходит корнями в желания и удовольствия. Божественная любовь не имеет условий, границ, она неизменна. Человеческое сердце навсегда избавляется от склонности к переменчивости при пронзительном прикосновении чистой любви, – гуру смиренно добавил: – Если когда-нибудь ты увидишь, что я выпадаю из состояния осознания Бога, пожалуйста, пообещай, что положишь мою голову к себе на колени и поможешь мне вернуться к Небесной Возлюбленной, которой мы оба поклоняемся.
Затем он поднялся в сгущающейся темноте и повел меня во внутреннюю комнату. Пока мы ели манго и миндальные конфеты, гуру ненавязчиво вплел в нашу беседу глубокое знание моей натуры. Я был поражен величием его мудрости, изысканно сочетающейся с врожденным смирением.
– Не горюй о своем амулете. Он выполнил свое предназначение.