Автобиография йога

Отец познакомился с Лахири Махасайя через Абинаша Бабу[7], служащего Горакхпурского отделения «Бенгальской железной дороги Нагпура». Абинаш потчевал мои юные уши захватывающими историями о различных индийских святых. В заключение он неизменно воздавал должное непревзойденной славе своего гуру.

– Ты когда-нибудь слышал о необычных обстоятельствах, при которых твой Отец стал учеником Лахири Махасайя?

Этот интригующий вопрос Абинаш задал мне как-то раз в безмятежный летний полдень, когда мы сидели вдвоем во дворе моего дома и беседовали. С предвкушающей улыбкой я покачал головой.

– Много лет назад, еще до твоего рождения, я попросил своего начальника – твоего Отца – дать мне неделю отпуска, чтобы я мог навестить своего гуру в Бенаресе. Твой Отец высмеял мой план. «Ты хочешь стать религиозным фанатиком? – спросил он. – Если хочешь добиться повышения, уделяй больше внимания своей работе на предприятии».

В тот же день, в печали возвращаясь домой по лесной тропинке, я встретил твоего Отца в паланкине. Он отпустил носильщиков и паланкин и пошел пешком вместе со мной. Стремясь утешить меня, он расписывал преимущества стремления к мирскому успеху. Но я слушал его без особого интереса. Мое сердце твердило: «Лахири Махасайя! Как мне прожить без наших с вами встреч?»

Тропинка привела нас к краю тихого поля, где лучи послеполуденного солнца все еще освещали покачивающиеся верхушки густой травы. Мы невольно залюбовались зрелищем и остановились. Там, в поле, всего в нескольких ярдах от нас внезапно появилась фигура моего великого наставника![8]

– Бхагабати, ты слишком строг к своему подчиненному! – зазвучал в наших изумленных ушах его голос. Мой гуру исчез так же таинственно, как и появился. Стоя на коленях, я восклицал: «Лахири Махасайя! Лахири Махасайя!» Твой Отец на несколько мгновений застыл в оцепенении.

– Абинаш, я не только даю тебе отпуск, но и сам беру отгул, чтобы завтра отправиться в Бенарес. Я должен познакомиться с этим великим Лахири Махасайя, который способен по собственной воле материализоваться здесь, чтобы заступиться за тебя! Я возьму с собой жену и попрошу этого мастера посвятить нас в его духовный путь. Ты поможешь нам встретиться с ним?

– Конечно! – я наполнился радостью от того, что чудесным образом получил ответ на свою молитву и все так быстро разрешилось к лучшему.

Следующим вечером мы с твоими родителями отправились на поезде в Бенарес. Прибыв на место на следующий день, мы взяли повозку, запряженную лошадьми, а затем нам пришлось идти пешком по узким улочкам к укромному убежищу моего гуру. Войдя в его маленькую гостиную, мы склонились перед мастером, как всегда сидевшим в позе лотоса. Он прищурился и устремил пронзительный взгляд на твоего Отца.

– Бхагабати, ты слишком строг к своему подчиненному!

Эту же фразу гуру произнес двумя днями ранее на поле в Горакхпуре. Он добавил:

– Я рад, что ты позволил Абинашу навестить меня и сам со своей женой тоже приехал.

К большой радости твоих родителей, мастер посвятил их обоих в духовную практику Крийя-йоги[9]. С того памятного дня, когда случилось это видение, мы с твоим Отцом стали соучениками и близкими друзьями. Лахири Махасайя проявил особый интерес к факту твоего рождения. Твоя жизнь, несомненно, будет связана с его жизнью: благословение мастера никогда не утрачивает силу.

Лахири Махасайя покинул этот мир вскоре после моего появления на свет. Его фотография в изысканной рамке всегда украшала наш семейный алтарь в разных городах, куда Отца переводили по работе. Часто по утрам и вечерам мы с Матерью медитировали перед импровизированным святилищем, возлагая к нему цветы, пропитанные ароматным сандаловым маслом. Ладаном и миррой, а также нашими совместными молитвами мы чтили божественность, воплощением которой стал Лахири Махасайя.

Его фотография оказала огромное влияние на мою жизнь. По мере того, как я рос, мысль о мастере росла вместе со мной. Во время медитации я часто видел, как его фотографическое изображение выходит из маленькой рамки и, принимая облик живого человека, садится передо мной. Когда я пытался коснуться ступней его светящегося тела, оно рассеивалось и вновь превращалось в фотографию. Достигнув юношеских лет, я обнаружил, что представляю Лахири Махасайя уже не как маленький образ, заключенный в рамку, а как живое, вдохновляющее присутствие. В трудные моменты я часто молился ему и мысленно получал от него утешительные наставления. Вначале я горевал о том, что мастер покинул этот мир. Но когда я открыл для себя его незримое присутствие рядом в любом моменте, то перестал оплакивать его смерть. Гуру часто писал тем из своих учеников, которым чересчур не терпелось увидеть его: «Зачем вам приходить, чтобы взглянуть на мое бренное тело, если я всегда нахожусь в пределах досягаемости вашей кутастхи (духовного взора)?»