Автобиография одной итальянской семьи

На самом деле мама хотела стать врачом. Но ее отец, хоть и революционер, но, видимо, с ограничениями, если речь шла о содействии женской эмансипации, запретил ей учиться дальше после получения школьного аттестата. Он говорил, что женщине не пристало работать рядом с мужчинами, что это «не есть хорошо». Наверное, он сознательно не упоминал о том, сколько стоило в то время обучение на врача, и о том, что он просто не мог себе это позволить. Какова бы ни была причина, а факт тот, что мама решила для себя: она станет портнихой. Этот выбор переписал историю нашей семьи и направил ее в определенное русло, поскольку позволил расцвести таланту Джанни.

Франку отправили учиться ремеслу к «парижанке», портнихе из Реджо-Калабрии, которая велела так себя называть, потому что училась в Париже. В 1940 году, закончив долгое обучение, мама открыла свое ателье под собственным именем: Франка Оландезе. Живой ум, трудолюбие и виртуозное умение разговаривать с клиентами до самой смерти остались с нею.

В ней сосуществовали творческая натура, вкус, предпринимательская жилка и врожденное чувство справедливости. После смерти отца мой дядя Раффаэле, мамин брат, захотел облегчить себе жизнь и чуть не поддался модному поветрию и не записался в фашистскую партию. Этого никогда не допускал мой дед и не позволил этого своим детям. Мама запретила Раффаэле даже думать об этом. «Нечего подвергать себя такой опасности», – отрезала она. С Франкой по-другому было нельзя.

Самая младшая из сестер, она обладала маршальской хваткой и всегда брала на себя командование, действуя исключительно в общих интересах.

Маленький Джанни ползал среди оборок и кружев, пока мама булавками выправляла силуэты одежды прямо на клиентах.

Она в любых обстоятельствах бросалась в бой, чтобы защитить нас, детей, поскольку знала нас, как никто другой. Например, когда Джанни еще находился в детском саду при монастыре (монахинь он терпеть не мог и называл «портяночными головами»), маму однажды вызвали туда, и в голосе монахини звучала большая тревога. Если верить монахине, то ребенок чуть ли не с пеленок стал уже сексуальным маньяком. Доказательством его преступной деятельности послужили нарисованные им портреты звезд кинематографа: Софи Лорен, Джины Лоллобриджиды и Сильваны Мангано. На рисунках он одевал актрис в платья собственного изобретения, которые подчеркивали все изгибы и выпуклости их тел, причем ничего не убавлял и не прибавлял. Он объяснил геометрическую концепцию рисунков: каждая из актрис получила оценку размера груди в квадратиках. Грудь Лоллобриджиды оценивалась четырьмя квадратиками, грудь Лорен – пятью, а грудь Мангано – шестью. Метод оценки вполне себе научный. Мама приняла к сведению, монахини успокоились, а мы потом еще долго не могли успокоиться и хохотали от души.

* * *

Мой отец Антонино, которого все называли просто Нино, остался сиротой в пятнадцать лет. У него было три брата и сестра. Самый старший из братьев, Доменико (по-домашнему Мими), заменил ему отца. Нино был феноменально одаренным спортсменом: чемпионом по велосипеду и кроссу, отличным футболистом (играл в левой защите и левой полузащите). А вот вступительные экзамены в гимназию провалил и поступил на самое легкое отделение лицея: педагогическое.

Перед смертью его отец, то есть мой дед по отцовской линии, которого, как и меня, звали Санто, взял с него клятву, что он получит диплом. Клятву он сдержал и диплом учителя получил. По специальности он никогда не работал, зато непрерывно учил нас. Учил всему сразу: литературе, жизни, мудрости и мужеству. Он постоянно что-то нам рассказывал или брал в руки книгу, приучая нас к этой замечательной привычке. Прежде всего ему это удалось со мной, потому что мы очень друг другу доверяли.