Автобиография пугала. Книга, раскрывающая феномен психологической устойчивости

Отсутствие возможности обмениваться юмором увеличивает эмоциональную дистанцию с тем, кто не понимает этот юмор. Диктаторы, полагающие, что их идеи будут беспрекословно поддерживаться массами, лишены чувства юмора. Между смеющимися над одним и тем же сюжетом возникает что-то вроде эмоционального соучастия, но если кто-либо лишен чувства юмора и не смеется вместе с прочими, то ему начинает казаться, что остальные смеются над ним. В Любляне я с удивлением увидел на перекрестках и в городских садах бюсты Наполеона; сопровождавшая меня переводчица объяснила, что словенцы превозносят его, поскольку тот сохранил их язык. Мне очень понравилась красота этого города, разнообразие его оттенков, смесь австрийских костелов и итальянских дворцов, кроме того, я был удивлен невероятными размерами массивного, вычурного здания с множеством окон. Когда гид пояснила, что это – тюрьма, я очень удивился тому, какое количество неохраняемых окон и дверей выходит прямо на улицу. Девушка ответила: «При старом режиме за тюрьмами наблюдать было вовсе не сложно, поскольку в них было больше свободы, чем за их стенами».

Даже если речь не идет о тирании, нередко случается так, что в официальных учреждениях юмор понимают далеко не все. В больнице, например, врачи шутят между собой, но не с больными. В старой, прежней школе учителей коробило, если ребенок начинал их дразнить; я неоднократно слышал, как многие преподаватели требовали от своих студентов, чтобы те «прекратили улыбаться», – отличное доказательство того, что они чувствовали себя так, будто на них нацелено оружие, а не рассматривали эти улыбки как возможность единения с аудиторией.

В нынешней школе многие преподаватели больше не воспринимают проявления детского юмора как нечто вроде богохульства, зачастую они даже вступают в шутливую игру с ребенком. А иногда «злополучный» ребенок обретает в школе особую площадку для своих игр, а одноклассники становятся зрителями в его маленьком театре. Подобная стратегия социализации позволяет избежать ярлыка жертвы и сострадания со стороны взрослых. Более того, таким школьникам удается выстроить со своими сверстниками связи, основывающиеся на симпатии и уважении.

Малыш Людо все время грустил оттого, что его мать была алкоголиком, а отец, – «легким на реме шок».[56] Школа была единственным хорошим в его жизни местом, где с ним обращались вежливо. Людо постоянно заставлял своих товарищей смеяться, и его школьный учитель рекомендовал ему записаться в театральную студию. Сегодня Людо сам стал учителем и вновь объясняет, что если бы преподаватель заставил его в тот момент молчать, то из его жизни исчез бы самый ценный фактор, способствующий обретению устойчивости. Именно этот фактор удержал его в мире, где не было алкоголя, тоски и ремня.

Козел отпущения – опасный помощник

Когда ребенок оказывается пленником палача, возможность установления между ним и его мучителем стыдливой, искаженной связи превышает девяносто процентов вместо обычных двадцати. Если ребенок встречает хотя бы одного человека, которого он начинает любить, возникает другая – успокаивающая – связь, и эта цифра поднимается до шестидесяти процентов.[57] В ситуации страдания малейшее проявление человечности сверхдрагоценно, поскольку оно рождает надежду, позволяющую преодолеть все противоречивые обстоятельства сложившейся ситуации. Враждебность мира более не является непреложной, только что сквозь тьму забрезжил лучик света.

Вот почему в ситуации межчеловеческих катастроф любой признак гуманности имеет большое значение. Чашка кофе, предложенная во время военных действий, воспринимается эмоционально не так, как та же самая чашка, предложенная в мирное время. Возникновение проблеска устойчивости зависит от того, как организована среда, которая не только способствует увеличению продолжительности жизни человека, но и задает этой жизни правильное направление. Тот, кто перенес травму, может всю оставшуюся часть жизни провести в состоянии агонии, если не встретит на своем пути нужного человека. Точно так же он может научиться ненавидеть или искать в своем окружении малейшие намеки, провоцирующие рецидив. Часто он становится особенно внимательным к самым незначительным проявлениям нежности или человечности, демонстрируемым агрессором.

Случается так, что переживший травму эротизирует катастрофу в отношениях одним-единственным событием, возвращающим ему ощущение реального существования. Однако в момент катастрофы – неважно, природная она или какая-либо другая, – наиболее эффективным средством сохранять высокую самооценку является успешный поиск козла отпущения среди тех, кто нас окружает.[58]