Автобиография троцкизма. В поисках искупления. Том 1

Оппозиция вырабатывала свой диалект большевизма. Ее адептам вроде Тарасова было важно дать ленинизму другое направление, отличное от того, что пропагандировал ЦК. «Завещание» Ленина использовалось как риторический контрход. Тайные письма Ленина – что-то наподобие тайного Евангелия – можно понимать как идиоматическую матрицу, которая показывает, как по-разному внутри языка большевизма выстраивалось повествование. Для оппозиции «Завещание» приобрело статус сакрального; оно перестало быть просто спрятанным документом; рождалась целая мифология вокруг того, как этот документ таили и замалчивали.

«Завещание» построено типичным для большевистской герменевтики образом. Отвлечемся на минуту от разбираемых персоналий и прислушаемся к тону характеристик. Ленин говорит об «устойчивости» тех или иных партийных вождей и изъявляет желание высказать ряд соображений «чисто личного свойства». Тов. Сталин, по его мнению, «недостаточно осторожен», а вот Троцкий «отличается не только выдающимися способностями»: это также человек, «чрезмерно хватающий самоуверенностью». «Я не буду дальше характеризовать других членов ЦК по их личным качествам», – продолжал Ленин, но добавлял все в том же герменевтическом ключе, что Пятаков, например, «человек, несомненно, выдающейся воли», а вот тов. Сталин «нетерпим», «нелоялен», «невнимателен к товарищам» и даже «капризен»298.

Исходная ситуация, о которой высказывался Ленин, существенно отличалась от непредсказуемой цепочки дальнейших прочтений его слов последователями, иногда плохо знакомыми с оригинальным контекстом высказывания. Тексты вождя в силу его авторитета оказывались в открытой ситуации многократных повторных интерпретаций, история которых отчасти и является историей внутрипартийной борьбы. О «Завещании» говорили в разных городах Сибири на протяжении долгого времени. Здесь мы приведем несколько примеров интерпретации этого исторического документа. Нам важен не столько их колорит, сколько искаженное прочтение характеристики Сталина Лениным. Когда речь заходит о герменевтике, то каждая копия, снятая с оригинала, может быть очень далека от него. Существовали как различные варианты «Завещания», тиражируемого оппозицией, так и различные способы презентации его смысла.

«Оппозиция жалуется, что ЦК не публиковал завещание Ленина. Что это за завещание?» – интересовались коммунисты. Василий Людвигович Букатый отвечал со всем авторитетом члена Сибкрайкома ВКП(б): «Там написано, что ошибки Зиновьева и Каменева не случайны, а про Сталина, что грубоват, но партию не продаст»299. Некоторые искажения были и в пересказах оппозиции. Н. Н. Лукьянов из ячейки ВКП(б) при Сибрайземе, например, отсылал к следующей «характеристике», оставленной Лениным: «Сталин генсеком быть не может. Груб, невыдержан, сбивается с правильного пути», – выступающего обвинили в неточном цитировании и «передергивании»300.

Текст «Завещания», оказавшегося в руках Тарасова, нам неизвестен, но, судя по экземпляру, попавшему из Томска в Мариинск осенью этого года и сохранившемуся в партийном архиве, он вполне мог быть точным воспроизведением оригинала. «Товарищи, – успокаивал С. И. Сырцов, первый секретарь Сибирского крайкома ВКП(б), – завещание Ленина все целиком оглашалось на нашей новосибирской окружной конференции. Так что спекуляции в этом нет. Я надеюсь, что на XV партсъезде примут те предложения ЦК, которые возникли еще на июльском пленуме в прошлом году. На пленуме был поставлен вопрос о широком опубликовании завещания Ленина. Это завещание было не опубликовано по постановлению XIII съезда. <…> И вам должно быть известно: те решения, которые принял съезд, может только съезд и отменить. Я думаю, что это будет сделано»301.

Мимоходом Тарасов упомянул еще о заявлении 83-х – оппозиционном документе весны 1927 года, содержавшем критику линии ЦК. Написанное в спешке по случаю серии провалов внешней политики СССР и подписанное авторитетными членами ЦК, оно требовало возвращения к ленинским принципам партийного руководства. Зиновьевцы видели в заявлении 83-х важное орудие для «завоевания заново миллионной партии». «Без внедрения этого документа в партийную массу пустыми фразами будут всякие разговоры насчет предсъездовской дискуссии и подготовки съезда вообще»302. В течение весны и лета 1927 года Евдокимов периодически просил партийный секретариат внести в заявление полученные подписи303.