Читаем Автобиография Земли. 4,6 миллиарда лет захватывающей истории нашей планеты полностью

Кайнозойская эра – современная эра геологической истории Земли, и ее первым периодом с исторической точки зрения является третичный. Термин «третичный» был предложен в 1760 г. итальянским геологом Джованни Ардуино на основе вернеровской системы[170]. Ардуино идентифицировал пласты в горах Италии только по их литологическим характеристикам, без использования ископаемых, и поместил их стратиграфически над вернеровской вторичной системой как относящиеся к третьему периоду – третичному. Геологи в дальнейшем выделили такие горные породы по всему континенту и обратили внимание на то, что с ними ассоциированы определенные комплексы ископаемых. Например, в 1810 г. Кювье и Броньяр дали пространную характеристику третичных горных пород, исходя из анализа ископаемых и пластов Парижского бассейна[171].

Третичный период стал официальным подразделением геохронологической шкалы на основе работы Лайеля 1833 г. и состоит из следующих эпох (которые являются более короткими подразделениями внутри конкретных периодов): палеоцена, эоцена, олигоцена, миоцена и плиоцена. Лайель выделил эоцен, миоцен, плиоцен и одну из более поздних стадий четвертичного периода – плейстоцен – в 1833 г. в третьем томе «Основных начал геологии»[172]. Первоначально основу для выделения этих отделов создали изучение ископаемых и биостратиграфия. Позднее, когда появились методы количественного датирования, они стали соответствовать временным (хроностратиграфическим) подразделениям. Лайель добавил олигоцен и палеоцен в издания своей книги 1854 г. и 1874 г. соответственно.

Палеоген (от греч. παλαιός – старый, древний и γενής – рождающий, рожденный) был принят Международной комиссией по стратиграфии в качестве нижнего отдела третичного периода, состоящего из палеоцена, эоцена и олигоцена. Карл Фридрих Науман, профессор минералогии и геологии Лейпцигского университета, впервые выделил палеоген в ранг системы в 1866 г. Основой для определения послужили его исследования на севере Германии, где в горных породах соседних третичных слоев наблюдались разные фауна и флора[173].

Международная комиссия по стратиграфии постановила классифицировать верхний отдел третичного периода как неогеновый, состоящий из эпох миоцена и плиоцена. Мориц Гёрнес, директор Музея естественной истории в Вене, впервые использовал термин «неоген» в 1853 г., упоминая о работе профессора зоологии и технологии Гейдельбергского университета Хенрика Георга Бронна, вышедшей двадцатью с лишним годами ранее[174]. Гёрнес исследовал ископаемые Венецианского бассейна и обратил внимание на то, что фауны миоцена и плиоцена больше похожи друг на друга, чем на фауну более древних слоев, и поэтому отнес их к новой категории – неогену. Он установил взаимосвязь между своими находками на Сицилии, Кипре и Родосе, а также включил более молодые ледниковые и намывные отложения, которые были позднее идентифицированы как четвертичные, причем это разграничение отчасти основывалось на категориях, выделенных Бронном.

Французский геолог и археолог Жюль Денуайе выделил четвертичный период в 1829 г. при исследовании осадков в бассейне Луары в регионе Турен и в Лангедоке, Франция[175]. Он обнаружил и обозначил три комплекса моложе третичных слоев и назвал этот период четвертичным. В рамках четвертичного периода Денуайе выделил современные породы (самые молодые), делювиальные и раковинный известняк туренского горизонта (мергель с раковинами). Не во всех комплексах были ископаемые; некоторые представляли собой горную породу, образовавшуюся в результате литификации булыжников под действием рек.

В 1833 г. французский геолог Анри-Поль-Ирене Ребуль определил, что ископаемые четвертичного периода представляют собой остатки животных, живущих и ныне, в отличие от ископаемых третичного периода[176]. Лайель включил четвертичный период в том виде, в котором его выделил Денуайе, во французское издание «Элементов геологии» 1839 г. В рамках четвертичного периода Международная комиссия по стратиграфии приняла эпохи плейстоцена и голоцена. Плейстоцен был определен как начало самых последних периодов оледенения и межледниковья, когда климат стал холоднее и массивные ледниковые щиты покрыли большие участки Северного полушария.

Перейти на страницу:

Все книги серии Научный интерес

Зачем мы спим
Зачем мы спим

До недавних пор у науки не было полного представления о механизмах сна, о всем многообразии его благотворного влияния и о том, почему последствия хронического недосыпания пагубны для здоровья. Выдающийся невролог и ученый Мэттью Уолкер обобщает данные последних исследований феномена сна и приглашает к разговору на темы, связанные с одним из важнейших аспектов нашего существования.«Сон — это единственное и наиболее эффективное действие, которое мы можем предпринять, чтобы каждый день регулировать работу нашего мозга и тела. Это лучшее оружие матушки-природы в противостоянии смерти. К сожалению, реальные доказательства, разъясняющие все опасности, которым подвергаются человек и общество в случае недосыпания, до сих пор не были в полной мере донесены до людей. Это самое вопиющее упущение в сегодняшних разговорах о здоровье. Исправить его как раз и призвана моя книга, и я очень надеюсь, что она превратится для читателя в увлекательное путешествие, полное открытий. Кроме того, книга нацелена на пересмотр оценки сна и изменение пренебрежительного отношения к нему».

Мэттью Уолкер

Зарубежная образовательная литература, зарубежная прикладная, научно-популярная литература
Так полон или пуст? Почему все мы – неисправимые оптимисты
Так полон или пуст? Почему все мы – неисправимые оптимисты

Как мозг порождает надежду? Каким образом он побуждает нас двигаться вперед? Отличается ли мозг оптимиста от мозга пессимиста? Все мы склонны представлять будущее, в котором нас ждут профессиональный успех, прекрасные отношения с близкими, финансовая стабильность и крепкое здоровье. Один из самых выдающихся нейробиологов современности Тали Шарот раскрывает всю суть нашего стремления переоценивать шансы позитивных событий и недооценивать риск неприятностей.«В этой книге описывается самый большой обман, на который способен человеческий мозг, – склонность к оптимизму. Вы узнаете, когда эта предрасположенность полезна, а когда вредна, и получите доказательства, что умеренно оптимистичные иллюзии могут поддерживать внутреннее благополучие человека. Особое внимание я уделю специальной структуре мозга, которая позволяет необоснованному оптимизму рождаться и влиять на наше восприятие и поведение. Чтобы понять феномен склонности к оптимизму, нам в первую очередь необходимо проследить, как и почему мозг человека создает иллюзии реальности. Нужно, чтобы наконец лопнул огромный мыльный пузырь – представление, что мы видим мир таким, какой он есть». (Тали Шарот)

Тали Шарот

Психология и психотерапия
Зачем мы спим. Новая наука о сне и сновидениях
Зачем мы спим. Новая наука о сне и сновидениях

До недавних пор у науки не было полного представления о механизмах сна, о всем многообразии его благотворного влияния и о том, почему последствия хронического недосыпания пагубны для здоровья. Выдающийся невролог и ученый Мэттью Уолкер обобщает данные последних исследований феномена сна и приглашает к разговору на темы, связанные с одним из важнейших аспектов нашего существования.«Сон – это единственное и наиболее эффективное действие, которое мы можем предпринять, чтобы каждый день регулировать работу нашего мозга и тела. Это лучшее оружие матушки-природы в противостоянии смерти. К сожалению, реальные доказательства, разъясняющие все опасности, которым подвергаются человек и общество в случае недосыпания, до сих пор не были в полной мере донесены до людей. Это самое вопиющее упущение в сегодняшних разговорах о здоровье. Исправить его как раз и призвана моя книга, и я очень надеюсь, что она превратится для читателя в увлекательное путешествие, полное открытий. Кроме того, книга нацелена на пересмотр оценки сна и изменение пренебрежительного отношения к нему». (Мэттью Уолкер)

Мэттью Уолкер

Зарубежная образовательная литература, зарубежная прикладная, научно-популярная литература
Изобретение науки. Новая история научной революции
Изобретение науки. Новая история научной революции

Книга Дэвида Вуттона – история великой научной революции, результатом которой стало рождение науки в современном смысле этого слова. Новая наука – не просто передовые открытия или методы, это новое понимание того, что такое знание. В XVI веке изменился не только подход к ней – все старые научные термины приобрели иное значение. Теперь мы все говорим на языке науки, сложившемся в эпоху интеллектуальных и культурных реформ, хронологические рамки которой автор определяет очень точно. У новой цивилизации были свои мученики (Джордано Бруно и Галилей), свои герои (Кеплер и Бойль), пропагандисты (Вольтер и Дидро) и скромные ремесленники (Гильберт и Гук). Она дала начало новому рационализму, покончившему с алхимией, астрологией и верой в колдовство. Дэвид Вуттон меняет наше представление о том, как происходили эти знаковые преобразования.«Наука – программа исследований, экспериментальный метод, взаимосвязь чистой науки и новой техники, язык отменяемого знания – появилась в период с 1572 по 1704 г. Последствия этого видны до сих пор – и, по всей вероятности, не исчезнут никогда. Но мы не только используем технологические преимущества науки: современное научное мышление стало важной частью нашей культуры, и теперь нам уже трудно представить мир, в котором люди не говорили о фактах, гипотезах и теориях, в котором знание не было основано на свидетельствах и где у природы не было законов. Научная революция стала почти невидимой просто потому, что она оказалась удивительно успешной». (Дэвид Вуттон)

Дэвид Вуттон

Зарубежная образовательная литература, зарубежная прикладная, научно-популярная литература

Похожие книги

Происхождение эволюции. Идея естественного отбора до и после Дарвина
Происхождение эволюции. Идея естественного отбора до и после Дарвина

Теория эволюции путем естественного отбора вовсе не возникла из ничего и сразу в окончательном виде в голове у Чарльза Дарвина. Идея эволюции в разных своих версиях высказывалась начиная с Античности, и даже процесс естественного отбора, ключевой вклад Дарвина в объяснение происхождения видов, был смутно угадан несколькими предшественниками и современниками великого британца. Один же из этих современников, Альфред Рассел Уоллес, увидел его ничуть не менее ясно, чем сам Дарвин. С тех пор работа над пониманием механизмов эволюции тоже не останавливалась ни на минуту — об этом позаботились многие поколения генетиков и молекулярных биологов.Но яблоки не перестали падать с деревьев, когда Эйнштейн усовершенствовал теорию Ньютона, а живые существа не перестанут эволюционировать, когда кто-то усовершенствует теорию Дарвина (что — внимание, спойлер! — уже произошло). Таким образом, эта книга на самом деле посвящена не происхождению эволюции, но истории наших представлений об эволюции, однако подобное название книги не было бы настолько броским.Ничто из этого ни в коей мере не умаляет заслуги самого Дарвина в объяснении того, как эволюция воздействует на отдельные особи и целые виды. Впервые ознакомившись с этой теорией, сам «бульдог Дарвина» Томас Генри Гексли воскликнул: «Насколько же глупо было не додуматься до этого!» Но задним умом крепок каждый, а стать первым, кто четко сформулирует лежащую, казалось бы, на поверхности мысль, — очень непростая задача. Другое достижение Дарвина состоит в том, что он, в отличие от того же Уоллеса, сумел представить теорию эволюции в виде, доступном для понимания простым смертным. Он, несомненно, заслуживает своей славы первооткрывателя эволюции путем естественного отбора, но мы надеемся, что, прочитав эту книгу, вы согласитесь, что его вклад лишь звено длинной цепи, уходящей одним концом в седую древность и продолжающей коваться и в наше время.Само научное понимание эволюции продолжает эволюционировать по мере того, как мы вступаем в третье десятилетие XXI в. Дарвин и Уоллес были правы относительно роли естественного отбора, но гибкость, связанная с эпигенетическим регулированием экспрессии генов, дает сложным организмам своего рода пространство для маневра на случай катастрофы.

Джон Гриббин , Мэри Гриббин

Зарубежная образовательная литература, зарубежная прикладная, научно-популярная литература / Научно-популярная литература / Образование и наука