Автобус

— А что здесь понимать? Время искривлено, поле какое-то. Где тут разберешься, — буркнул кто-то.

— А то мы должны понять. — врач выдержала паузу, ожидая полной тишины, хотя и так все замерли.

— Что понять? — умоляюще воскликнула женщина за спиной Антося, тоже поднимаясь со своего места. — Мне сегодня надо попасть в Минск! Надо, ясно? И я ничего больше не хочу понимать. Что я должна еще знать? — сорвалась она на крик.

— То, что мы — там! — женщина показала рукой назад. — Мы там, остались на дороге, — сказала она спокойно, но неумолимо, так, как может говорить только врач. — Тот удар молнии убил нас всех. Мы — мертвые! И мы не можем туда вернуться, не можем остановиться. Нас уже нет.

— Что-что? — затряс головой деловой мужчина.

— То! Вот вам ад и рай — вот такие они. Мы — в мире мертвых. И нам всем без конца ехать. И везти бесконечно свои мечты, мысли, свою боль, свои разочарования, свои надежды. Мы не постареем, не умрем уже, дважды не умирают. Мы здесь — вечные. И вечными будут те чувства, с которыми мы сели в автобус.

— Чушь! — выкрикнул мужчина. — Мы — есть, какие же мы мертвые?

— Существуем не мы, а наше сознание. Оно помнит образы и создает их, — спокойно ответила женщина. — Уже сколько времени едем — кто- нибудь захотел пить? Кому-нибудь стало плохо? Наша физическая оболочка — выдумка мозга.

— Какая такая выдумка?!

— Самая обыкновенная, — устало отмахнулась женщина. — Пощупайте у себя пульс, приложите руку к сердцу. там ничего не бьется.

После этих слов наступила, пожалуй, самая страшная минута. Каждый мог проверить на себе.

— Короче, склифосовские, там станция скоро? — вдруг с раздражением спросил парень, у которого окончилось пиво. — Меня жажда мучит, а вы здесь о поле о каком-то. Водитель, остановись, блин, мне до ветру надо.

Кто-то нервно хихикнул. И это было единственным ответом парню.

— Баб, а я на ноги встать могу!

Этот радостный крик мальчика-инвалида встряхнул салон. На него оглянулись — мальчик и правда стоял между кресел, слегка пригнувшись. Его бабушка рядом беззвучно плакала, гладила обеими руками его ноги.

И те, кто не верил, — поверили. Поняли. Осознали. Хоть, ужаснувшись словам врача, так и не приложили ладони к своей груди, чтобы проверить, бьется ли сердце.

— Так нельзя. невозможно. Нет, я не могу умереть! Я не могу! Не могу!

Истеричная женщина с некрасивым худым лицом била сумочкой себя по коленям и кричала.

— Мы все не можем умереть! — заметил Антось. — И я не могу. Не могу, потому что не сделал, не доделал, не смог, не успел, — отчаяние прорвалось в его голосе. — И жена осталась.

Женщина впилась в его лицо взглядом, глаза ее, глубоко запавшие, в темном полукружии теней, налились слезами.

— У меня. У меня умирает доченька. Немецкая клиника согласилась прооперировать. Два месяца мы собирали деньги. Двадцать пять тысяч долларов лежат в моем электронном кошельке. Я еду, чтобы вывести их. И не смогла, я не смогла.

— Так. кто-нибудь выведет, — попытался успокоить женщину Антось.

— Не сможет! Никто не сможет! — женщина опять била сумочкой себя по коленям. — Никто, кроме меня, не знает пароля. Ключи от кошельков вот, в сумочке, на флешке. Боже, за что ж ты так караешь мою донечку! Она ж не виновата ни в чем!..

— А. муж? — осторожно спросила женщина-врач.

— Сбежал. Сбежал наш папочка, как только диагноз поставили. Я не могу, мужчины, ну придумайте же что-нибудь! Мне нельзя забирать с собой эти деньги! Я же убиваю дочку. Ей же только семь лет, Боже! Ты слышишь или нет? Где тот твой свет, где ворота и Петр?

— Успокойтесь, — мягко, но настойчиво сказала женщина-врач.

— Не успокаивайте меня! — истерично закричала женщина, в отчаянии вскочила и оказалась возле мужчины с ноутбуком.

— Ну выйдите, выйдите в Сеть, напишем письмо, я назову пароли, передам ключи!

Мужчина вздрогнул, сжался, будто ждал удара, и ответил:

— Я могу выйти в Сеть. Но. мне ничего не удается передать. Я пишу. а данные не передаются. Как будто нас нет.

— Нас и нет. Нас нет для мира живых, — категорично повторила свой вывод женщина-врач. — А мир мертвых не может сноситься с миром живых.

— Ы-ы-ы-ы, — вдруг завыла толстая женщина, с ненавистью повернувшись к своему соседу, которого недавно кормила курицей. — Из-за тебя! Недотепа! Вонючка! Ты даже машину не сподобился купить! Не смог научиться водить! Из-за тебя! Жизнь свою загубила, а что я видела? Хорек смердючий! Двадцать пять лет тебе отдала, а что видела? У-у-у, трутень-кровосос!

— Из-за меня? — вдруг весело воскликнул мужчина. — Ты когда-нибудь считала меня человеком, не говоря уж о мужчине? Ты со своей мамой превратила меня в слугу — и ты хотела от меня чего-то, достойного человека?

— Вот и прожил возле моей юбки! Хоть это меня утешает!

— Ты никогда не отличалась умом, — с усмешкой продолжал мужчина. — Думаешь, если ты не видела во мне человека и мужчину, то и никто не видел?

— Что-о-о? — в растерянности округлила глаза толстуха.

— То. Все эти годы у меня была женщина. Не просто женщина — семья! Она родила мне сына, и он уже вырос. И фамилию он взял мою. И мы были счастливы.