Автобус славы

- Рад услужить вам, мэм, - сказал Дюк. Он шагнул вперед. Когда он стянул сапог, все тело девушки дернулось. Ее груди прыгали, колыхались, покачивались.

"Я должен выбраться отсюда, - сказал себе Норман. - Пока не стало слишком поздно". Он сделал шаг ближе, чтобы лучше видеть. В свете лампы он разглядел розовый загар Бутс. Цвет был ровным и однородным, за исключением груди. Ее груди были бледными, но в тех местах, где солнце проникло сквозь переплетение нитей, виднелись розовые крапинки. Ее соски стояли прямо. Оба кончика выглядели румяными, и Норман вспомнил, как они торчали сквозь маленькие дырочки в ее бикини.

Ее груди вздымались и колыхались, когда Дюк стягивал второй сапог.

Но после того, как сапог был снят, они не остановились. Они колыхались, раскачивались и подпрыгивали, и Норман понял, что Бутс слегка покачивается, чтобы заставить их это делать. Она ухмыльнулась ему.

- Сними с меня эти джинсы, Норман.

- Э-э...

- Ты весь день этого хотел.

- Действуй, Норми, - сказал Дюк. – Почисти ее медленно и красиво, ага?

- Не знаю. Я правда... не уверен, что нам следует... ну, знаешь, делать все это.

Упираясь пятками в пол, Бутс приподняла таз.

- Давай, Норм.

"Не надо, - сказал он себе. - Извинись. Иди к джипу. Садись и уезжай.

Последний звонок. Убирайся сейчас же или заткнись". Он уставился на медную пуговицу на поясе ее обрезанных брюк. На пару дюймов ниже ее пупка.

"А что находится на пару дюймов ниже этой пуговицы? О боже, о боже, о боже!"

- Давай, Норман, - повторила Бутс. Улыбнувшись ему, она поежилась. - Не будь желторотиком всю свою жизнь.

- Давай, делай то, что просит леди. - сказал ему Дюк.

Сердце колотилось, во рту пересохло, Норман встал между ее колен. Его собственные колени дрожали. Как и обе его руки, когда он потянулся к медной пуговице.

Он расстегнул ее. "О, Боже мой!"

Края джинсовой ткани разошлись, открывая розовую от загара кожу.

Большим и указательным пальцами правой руки он зажал язычок молнии. Дважды он терял хватку, но в конце концов хорошо ухватился и сдвинул ее вниз.

Открылся глубокий V-образный вырез обнаженной кожи и тугие тонкие золотистые кудряшки.

"Когда она успела избавиться от трусиков бикини?" Норман просунул руки под разрез по бокам обрезанных шорт, затем взялся за джинсовую ткань и потянул. Обтягивающие шорты едва сдвинулись с места. Он отступил назад, пока не оказался рядом с ее коленями. Она сдвинула их вместе. Норман потянул еще раз. На этот раз шорты вырвались на свободу. Он быстро попятился, стягивая их вниз по ее ногам, лодыжкам и ступням.

Бутс улыбнулся ему.

- Это было легко, не так ли?

Норман кивнул и с трудом сглотнул.

С ленивой улыбкой на лице она подняла руки и сложила их под головой. Потом широко раздвинула ноги и заерзала.

- Что вы собираетесь делать, мальчики? - спросила она. - Просто стоять и глазеть на меня всю ночь? Идите и возьмите это.

Глава 15

"Мой первый раз в жизни!" - подумал Норман.

Его голова шла кругом. "И это настоящая оргия. Может быть, что-то вроде этого и не считается оргией – просто секс втроем, - но, похоже, должно считаться".

Он полагал, что они занимались этим уже целый час. А может, и дольше. Все трое, голые, потные и запыхавшиеся, лежали на кровати, сцепившись друг в друга, лаская, трахаясь.

Это казалось нереальным, как какой-то экзотический эротический сон.

То, как Бутс сделала это ему своим ртом в самом начале.

Позже - забавная история с презервативом. Как он развернул эту чертову штуку, а потом попытался натянуть ее, как носок, – смешно для Бутс и Дюка, неловко для него.

Потом Бутс показал ему, как это делается. Продемонстрировала. Взяв свежий и разорвав обертку, она медленно, скользящими пальцами накатила презерватив на него и, наконец, притянула его к себе и направила внутрь в настоящий первый раз. "Я ее трахаю!- удивленно подумал Норман. - Я действительно делаю это! Я не должен этого делать, но я... В любом случае, все в порядке, я использую презерватив, как и положено... Надеюсь, он не порвется... Конечно, хотелось бы, чтоб он не был таким тугим. Должно быть туго. Но, черт возьми, это больно". Он уже использовал три проклятых штуковины – включая тот, который испортил, развернув, – и теперь стоял на коленях в конце кровати, разрывая четвертую упаковку. Его руки сильно дрожали. Не от нервов – от усталости.