Автограф президента. Роман-воспоминание

Когда дверь кабинета распахнулась и на пороге появился сияющий Толя Сугробов, я готов был кинуться на него еще резче, чем это сделал Андрей Петрович, когда вошел я.

Не в пример мне шеф воспринял его приход намного спокойнее, возможно, оттого, что просто устал волноваться и от всего пережитого уже находился в заторможенном состоянии.

Итак, Толя вошел, и первое, что сразу бросилось нам в глаза, это его сияющее лицо. Такие лица бывали у любителей игры в «Спортлото», после того как они отгадывали минимум пять номеров, а также у молодых разведчиков, которые успешно справились с ответственным заданием или получили очень ценную информацию.

У «стариков» на такие улыбки иногда просто не оставаось сил.

— Наконец-то, Анатолий Степанович! — удовлетворенно сказал шеф.

— Все прошло как по нотам! — не вдаваясь в лишние детали, сразу успокоил его Толя. — Документы на месте!

При этих словах я почему-то подумал про аккредитив американского банка. Конечно, пятьдесят тысяч долларов не ахти какая сумма, в наших мероприятиях иногда фигурировали суммы намного значительнее, чем эта, но все-таки было приятно, что мы сумеем с лихвой возместить наши расходы, понесенные в связи с делом Рольфа.

И в том, что мы внесем эти деньги в казну, была своя справедливость: не должно же государство нести убытки из-за наших экспериментов, особенно в твердо конвертируемой валюте, с которой в нашей стране была такая напряженка!

Что касается Андрея Петровича, то в эту минуту, я был уверен, он подумал о «Специальном мандате», содержание которого я ему процитировал практически дословно и который произвел на него незабываемое впечатление.

— А что вокруг посольства творится! — тем временем рассказывал Толя. — Такое столпотворение, как будто вся полиция брошена на твои поиски. Словно за террористом знаменитым гоняются!

— Да он для них сейчас хуже любого террориста! — усмехнулся шеф и заметно повеселевшим голосом сказал: — Ну что, дорогие мои друзья, поздравляю вас с успешно проведенной операцией! А тебя, Михаил Иванович, особо. Теперь можно отдыхать.

— Мне еще предстоит собирать вещи, — без особого энтузиазма заметил я. — Отдыхать буду в самолете.

С этими словами я достал из кармана ключи от «вольво» и протянул их Толе.

— Попроси завтра кого-нибудь из шоферов забрать машину от ресторана. Мне она больше не понадобится.

— Да, кстати, о самолете, — вспомнил шеф. — Будем звонить Бодену или нет?

— Будем! — твердо ответил я. — Зачем нам в аэропорту всякие нежелательные инциденты?!

— Ну что ж, тогда звони, — согласился шеф. — Твои друзья, тебе с ними и разговаривать!

Я снял трубку внутреннего телефона и, когда услышал голос Валерия Ивановича, по счастливому совпадению дежурившего в этот ответственный момент в посольстве, сказал:

— Валерий Иванович, соедини-ка меня с городом.

Это была последняя услуга, которую мой верный партнер по футбольному полю и некоторым другим местам спортивных и неспортивных баталий мог мне оказать.

Снова положив на рычаг трубку внутреннего телефона, я включил городской телефон, который был обычно отключен, чтобы контрразведка не могла с его помощью прослушивать кабинет шефа. Услышав гудок, я первый и последний раз в своей жизни набрал служебный номер заместителя начальника Управления национальной безопасности. Я рассчитывал насладиться изумлением Бодена, когда он вдруг услышит мой голос, но трубку совершенно неожиданно для меня поднял Рольф.

— А, это вы, коллега? — довольно ехидно спросил я, соображая, что могло случиться с Боденом и какие коррективы в связи с его отсутствием следует внести в мою прощальную речь.

— Что вы там натворили? — заговорил Рольф таким тоном, как будто речь шла о детских шалостях, а не о крупном провале. — Откуда вы говорите?

Видимо, до Рольфа еще не дошла вся неотвратимость случившегося, раз он задавал мне такие глупые вопросы, поэтому я решил сразу объяснить ему, где я и что из этого следует:

— Не волнуйтесь за меня, коллега, я говорю из советского посольства. Так что оцепление и все прочие меры уже ни к чему, их можно отменить!

Рольф на другом конце провода молчал, и мне показалось, что с ним, как и с Боденом, тоже что-то случилось.

— Вы меня слушаете, Рольф? — на всякий случай решил спросить я.

— Да-да, говорите! — быстро ответил Рольф, и я понял, что они записывают меня на магнитофон. И мне захотелось оставить им на память не только свой голос, но и кое-какие указания, чтобы наше расставание было столь же эффектным, как и наше знакомство и все последующие отношения.

— Завтра утром я улетаю в Москву, коллега, хотел с вами попрощаться и поблагодарить вас за все. Вы очень нам помогли!

— Я не понимаю вас, — заикаясь, пролепетал Рольф, который, наверное, был уже не рад, что наш разговор записывается на магнитофон.