Автограф президента. Роман-воспоминание

Обратили мы внимание и на то, что Рольф очень скупо и неохотно рассказывает о своих сослуживцах, ссылаясь при этом на нежелание подвергать себя опасности. И вообще, он довольно часто заводил разговор о своей безопасности, однако на встречах всегда вел себя довольно спокойно и никогда не торопился. На этот счет у Скворцова был такой довод:

— Я понимаю его опасения. Одно дело — брать документы со своего стола и рассказывать только то, что тебе известно по работе, и совсем другое — изучать сотрудников «русского отдела»! Несоизмеримый риск, поэтому он и не идет на это. А что касается его поведения на встречах, то Хансен ведь далеко не трус, не так ли?

— Совершенно верно, — согласился я, — мне кажется — он очень смелый человек.

— Вот видишь, Михаил Иванович, так что и здесь все выглядит вполне логично.

Было, однако, одно обстоятельство, которое у нас обоих вызывало все большую озабоченность. А состояло оно в том, что в течение всего времени пребывания в стране местная контрразведка уделяла мне повышенное внимание: я четыре, а то и пять раз в неделю отмечал за собой плотное, иногда просто демонстративное наблюдение. Правда, в этом наблюдении были существенные изъяны и даже зияющие дыры, чем я, как мне, по крайней мере, казалось, умело и пользовался, чтобы не нарушать свой привычный рабочий ритм.

Но самое интересное было то, что в те дни, когда предстояла встреча с Рольфом, слежки за мной не было. Вернее, перед первыми встречами, в конце марта и начале апреля, я еще фиксировал за собой наблюдение на начальном этапе проверочного маршрута, но каждый раз соглядатаи теряли меня, как говорится, на ровном месте. Дважды, заметив слежку, я не выходил на основную встречу с Рольфом, и с тех пор наблюдения в такие дни не стало совсем.

И это было еще не все!

Скворцов как-то спросил:

— Кстати, Михаил Иванович, Хансен когда-нибудь интересовался, была ли за тобой слежка перед встречей с ним?

Я задумался, мысленно прокручивая в памяти все наши беседы, и уверенно ответил:

— Нет, ни разу!

— Неужели это его не беспокоит? — изумился шеф. — Или он так полагается на твои профессиональные навыки?!

Самому тщательному анализу, конечно, подвергалась вся поступавшая от Рольфа информация. Надо прямо сказать, что в этом плане все выглядело довольно благополучно, поскольку эта самая информация соответствовала его возможностям и была для нас весьма полезной. Однако и здесь были отдельные сомнительные моменты.

Это касалось прежде всего тех графиков наблюдения контрразведки за сотрудниками советских учреждений, которые он теперь передавал регулярно накануне очередного месяца. В целом наши наблюдения и доклады сотрудников посольства, замечавших за собой слежку, соответствовали этим графикам, хотя были и отдельные отступления. Правда, Рольф предупреждал нас, что подобные несоответствия возможны, и давал этому убедительные объяснения.

Причина была проста: деятельность любой контрразведки организована таким образом, что ни один сотрудник, в том числе и ее руководители, не знают, да и не могут знать всего, что происходит в различных подразделениях. И не только потому, что контрразведка живет и работает по законам строжайшей конспирации, но и потому, что это довольно динамичный организм, деятельность которого подвержена множественным изменениям, проистекающим как из самой природы и назначения этого учреждения, так и под воздействием разного рода внешних обстоятельств. К их числу относятся политическая ситуация в стране в каждый конкретный день, распоряжения высшего руководства, вновь поступившие сведения о деятельности иностранных разведок и даже такие, казалось бы, несущественные факторы, как личные амбиции и соперничество руководителей различного ранга. К тому же любой оперативный план — это не догма, он может меняться в зависимости от различных объективных и субъективных факторов.

Было еще одно обстоятельство, с которым приходилось считаться при оценке достоверности поступавшей от Рольфа информации о намерениях и планах «русского отдела»: в контрразведке этой страны, как и в аналогичных службах многих других стран, существовали бригады «свободного поиска», работа которых планировалась только в общих чертах, а в остальном строилась по принципу самостоятельного поиска объектов, представлявших интерес для контрразведки. Такими объектами для бригад «свободного поиска», закрепленными за «русским отделом», были, естественно, сотрудники советского посольства и других учреждений.

И вот эти бригады рыскали по всему городу, ну, может, не по всему, а по тем районам, где вероятнее всего было появление определенной категории советских граждан, и, обнаружив такой объект, неожиданно брали его под наблюдение. Находили же они его либо по автомобилю, либо по внешности, поскольку отлично знали в лицо всех советских граждан, особенно тех, которые представляли для них особый интерес.